Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. После урагана

Дорого заплатил Микола Жупан за свое предательство. Никогда уже ему не увидеть ни сибирского села Островки, ни жены, ни детей, ни престарелых родителей.

Из Львова лейтенант Иван Задонов выехал ранним утром в кабине одного из «студебеккеров» воинской колонны, направляющейся в сторону польской границы. До Самбора он доедет с этой колонной, а в Самборе военный комендант определит его на какую-нибудь попутку, и, если все сложится удачно, где-нибудь во второй половине дня он окажется на месте.

Лейтенант торопился. Он чувствовал неловкость оттого, что целых пять дней был оторван от своей роты, а за это время там могло случиться все что угодно, и все это без него, лейтенанта Задонова. Правда, в пятидневный отпуск он поехал не по своей инициативе, а по ходатайству тещи, вдовы известного боевого генерала. Теща связалась с окружным командованием, бог знает что наговорила, и — звонок из штаба округа. Но дела это не меняло: он оставил роту перед решающими событиями, в то время как рождение сына вовсе не требовало его присутствия во Львове. Спасибо капитану Красникову, командиру роты особого назначения, у которого лейтенант Задонов заместителем по политической части, — он с пониманием отнесся к своему заму и, отпуская его, был вполне искренен:

— Не война, лейтенант, а дети у нас рождаются не часто. Так что поезжайте со спокойной совестью.

И это было тем более важно, что капитан Красников не знал ни про сановитую тещу, ни про отца лейтенанта Задонова, известного писателя и журналиста, а как то, так и другое всегда доставляло Ивану Задонову массу неприятностей, лишало его естественного общения сперва со своими сверстниками, а потом и с сослуживцами. Ему казалось, что его личная тень всегда несколько длиннее, чем она должна быть на самом деле, ибо это была не только и не столько его тень, сколько тень его предков. Эту тень почему-то особенно отчетливо видели другие, хотя относились к ней по-разному, и это было тем более неприятно, что он жил в такой стране, где на человека должно смотреть с точки зрения его личных способностей и заслуг, а не заслуг его родственников.

Когда колонна замедляла движение или совсем останавливалась по каким-то причинам, Задонов страдальчески морщил свое румяное мальчишечье лицо, открывал дверцу машины и выглядывал из нее, пытаясь определить, что произошло впереди.

Впереди один раз шоссе переходило стадо коров, в другой раз остановились вообще непонятно почему, но оба раза простояли недолго. Однако всякий раз лейтенанту казалось, что из-за этой задержки он опоздает к чему-то важному, и это важное произойдет совсем не так, как может и должно произойти в его присутствии и под его непосредственным влиянием. К тому же у него имелись весьма веские причины торопиться в свою роту и полагать, что без него там может произойти что-то не то и не так.

Дело в том, что перед самым отъездом из Львова лейтенанта вызвал к себе заместитель начальника политотдела округа полковник Лизунов и посвятил его в кое-какие детали новых обстоятельств, которые сложились в районе действия их роты, да и в самой роте за минувшие пять дней. Оказывается, в стычке с бандитами ранен майор Ясельник, вместо него руководит операциями присланный из отдела по борьбе с бандитизмом капитан Обручев, а сама рота готовится к бою.

— Ваша рота сейчас нацелена на уничтожение банды Крыля, ярого антисоветчика и антикоммуниста, человека в прошлом весьма состоятельного, — неторопливо цедил слова полковник Лизунов, озабоченно разглядывая училищный значок лейтенанта Задонова, словно не веря в его подлинность.

— У нас есть некоторая информация о Михаиле Крыле, — осторожно вставил лейтенант Задонов, давая тем самым понять полковнику, что тот может приступить прямо к делу, не тратя зря своего времени.

— Иметь информацию — это еще не все, — наставительно произнес Лизунов. — Надо уметь этой информацией пользоваться. Так вот, обстановка… политическая обстановка, я имею в виду, — подчеркнул он, продолжая все тем же неторопливым голосом, — обстановка такова, что мы дальше не можем мириться с существованием национализма в любой форме. Центральный комитет нашей партии, лично товарищ Сталин… поставили перед нами задачу ликвидировать остатки националистических формирований в ближайшие месяцы с тем, чтобы с весны будущего года приступить к массовой коллективизации сельского хозяйства в западных областях… Что касается непосредственно банды Крыля, то она, как вы понимаете, должна быть уничтожена непосредственно в бою…

Полковник сделал паузу и многозначительно посмотрел на лейтенанта, пытаясь понять, надо ли ему расшифровывать сказанное. Поскольку лейтенант не шелохнулся и в лице его не произошло никаких изменений, Лизунов, слегка поморщившись, продолжил:

— С политической точки зрения сегодня нам не выгодно брать бандитов в плен, содержать их, устраивать судебные разбирательства и тем самым лишний раз будоражить местное население. Давно, еще с библейских времен, известно: живой преступник вызывает у простого народа сострадание, а мертвый — только любопытство. Отсюда вытекает ваша задача как политработника, проводника политики партии к непосредственным исполнителям: вы должны внушить солдатам и офицерам — офицерам в первую очередь, — внушить им ту непреложную истину, что бандиты поставили себя вне закона и подлежат уничтожению… По-го-ло-вно-му уничтожению… Вам ясна задача?

Полковник Лизунов оторвал свой почти немигающий взгляд от значка и медленно перевел его на чистый лоб лейтенанта.

— Так точно, товарищ полковник! — ответил Задонов и, помедлив, спросил: — А если раненые?

— Далее, — не отвечая на вопрос лейтенанта, продолжал полковник. — Все трупы бандитов провезти по близлежащим селениям и хуторам, организовать совместно с капитаном Обручевым их опознание. Помимо выявления связей, этот акт должен показать местному населению, что сопротивление советской власти бесполезно, что советская власть своих врагов карает жестоко, а друзей поощряет и заботится о них… Я мог бы еще раз напомнить вам о тех задачах, которые возложила история на нашу партию, наш народ и его армию. Однако считаю это излишним. В то же время вы должны постоянно напоминать солдатам и офицерам о нашей великой миссии. Судьба любого из нас — ничто по сравнению с этими задачами. И если мы не щадим себя, тем более не должны щадить своих врагов. Никаких сомнений, жалости и половинчатости. Решительность, решительность и еще раз решительность!

— Я все понял, товарищ полковник, — негромким, но твердым голосом произнес Задонов, глядя прямо в глаза Лизунову своими большими серыми глазами.