Мария Голикова - Зима с Франсуа Вийоном

Он думал, что Анри приведёт его в какой-нибудь притон с подозрительной публикой и развратными девицами, грязными, но разодетыми и разукрашенными ярче и дороже, чем иные знатные дамы, и уже изобрёл благовидный предлог, чтобы сбежать оттуда, не обидев друга, — но Анри попросил его подождать на улице у тумбы, а сам подошёл к двери неподалёку и громко постучал. Ему открыла недовольная служанка в засаленном переднике, он что-то сказал ей и прошмыгнул мимо неё на тёмную лестницу. Она, ворча, пошла за ним следом.

Уже смеркалось, осенняя мгла наполняла узкие улицы. Стены и крыши домов, фигуры прохожих сливались в нечёткие тёмно-серые силуэты. Казалось, ночь поглощала всё своим бездонным нутром, и жизнь продолжалась только там, где сияли факелы, где плясали по стенам тусклые отсветы уличных фонарей, где прокалывали тьму золотые огоньки сальных свечей… Ни одна звезда не выглядывала из-за плотных туч; только влажный, зябкий ветер носился над крышами, заставляя скрипеть ржавые флюгера.

Анри вернулся через несколько минут с факелом в одной руке и большим ключом в другой.

— Идём.

Они свернули в переулок, тёмный, грязный и такой узкий, что в нём было не разойтись двум прохожим. Он выводил во двор. Анри повернул направо, где у глухой серой стены темнела лестница вниз, в подвал. Они с Жаном-Мишелем спустились, Анри передал другу факел и отпер дверь, которая подалась не сразу, недовольно заскрипела.

Жан-Мишель огляделся. Подвал как подвал — какие-то бочки, мешки, припасы, инструменты, слева от входа — старые доски… Анри отставил часть из них в сторону и сказал:

— Вот она, наша толстушка Марго! Красотка, правда?

Жан-Мишель поднёс факел ближе. Свет заплясал на старой вывеске, намалёванной на выщербленной доске. Судя по всему, когда-то эта вывеска принадлежала одному из парижских притонов. Время её не пощадило: крепления, на которых она висела, погнулись и заржавели, а сама доска вся была покрыта выбоинами и царапинами и вдобавок обожжена снизу — но всё-таки изображение уцелело. На Жана-Мишеля и Анри смотрела невероятно пышная красавица, с плотоядной улыбкой приглашая не проходить мимо.

— Да уж, Марго толще некуда… Так ты думаешь, это про неё баллада? — пробормотал Жан-Мишель и расхохотался.

— Я не думаю, я знаю! Помнишь моего дружка Николя? Он выиграл эту красотку в кости — и не у кого-нибудь, а у сына хозяина таверны! Вот, с тех пор старушка Марго и живёт тут — а то давно пошла бы на растопку! Николя сперва хотел поселить её в своей комнате, но его папаша не позволил — строгих правил был человек, даром что держал притон.

— Так вот оно что…

— А сын трактирщика хвастал, что эта вывеска во дни своей молодости сотни посетителей привлекала! Ну ещё бы… И Вийон в том заведении бывал, это точно… Эту прелестницу все звали Толстуха Марго. Толстуха и есть, аппетитная, как пирожки нашего булочника Жюля! По сравнению с ней Марго на той гравюре тощая, как крестьянская лошадь!

Вдоволь посмеявшись над обеими, друзья разошлись по домам. Оставшись один, Жан-Мишель погрузился в раздумья. Если мэтра Вийона не было в Париже, когда из печати вышла его книга, и с тех пор он не объявился, значит, его уже давно не было в живых. А человек, который принёс его стихи Пьеру Леве, пожелал остаться неизвестным — но, волею Фортуны, именно он оказался на портрете в книге вместо Вийона… Кто же он?

После разговора с Фабьеном Мессонье Жан-Мишель понял, что о Вийоне можно разузнать многое, если постараться разыскать его родственников или знакомых. Эта идея взволновала и вдохновила его, он стал думать, как это сделать, к кому обратиться… Для начала, впрочем, решил повнимательнее перечитать стихи, чтобы найти там какие-нибудь подсказки, — а главное, чтобы свободно поддержать разговор о стихах, если доведётся встретиться с людьми, хорошо знавшими Вийона.

Но не только загадки книги не давали Жану-Мишелю покоя. И в самих стихах мэтра Вийона было что-то, что всё время сбивало его с толку. Когда Жан-Мишель прочитал их в первый раз, ему показалось, что он хорошо понял поэта, — а теперь, после истории с Толстой Марго, увидел, что Вийон постоянно ускользает от него, словно играет в прятки. Его стихи в самых неожиданных местах выворачивались наизнанку, как одежда на шуте. Это и дразнило, и раздражало; конечно, можно было просто закрыть книгу и забыть о стихах — но Жан-Мишель не хотел с ними расставаться. Они вызывали в нём такое же чувство, какое возникает у домоседа и любителя книг, когда он выходит на людную улицу и погружается в городскую суету, встречая живых людей вместо привычных, бесшумных и предсказуемых книжных персонажей.

В своих стихах Вийон упоминал великое множество людей, самых разных, награждая каждого метким словцом; они проходили перед читателем, как процессия по улице Сен-Жак в праздничный день, и кого там только не было: школяры и монахи, судебные чиновники и стражники, проститутки и сводники, развратники и щёголи, служанки и старухи, зеваки и бездельники, ростовщики и нищие бродяги, владельцы таверн и торговцы, пьяницы и драчуны, дворяне и епископы, добропорядочные горожане и мошенники, воры и висельники, стряпчие и судьи, тюремщики и палачи… Множество имён и характеров: старая мать, добрый приёмный отец Гийом де Вийон, жестокий епископ Д’Оссиньи, суконщик и чревоугодник Жак Кардан, драчливый мясник Жан Труве, незадачливый приятель Ги Табари, следователи королевского суда Мотен и Базанье, прокурор Фурнье, владелец таверны Тюржи, кондитер Провен и повар Моро, у которых Вийон без конца одалживался, горький пьяница Котар, городские стражники Жак Рагье, Жан Лу и Казен Шоле, стражник и сводник Маршан по прозвищу Ублюдок де ла Барр, богачи Котен и Витри, казнённые разбойники Колен де Кайе и Ренье де Монтиньи, Дени Эслен, Мишо де Фурр, Франсуа Вакри, Жан Лоран, Рюэль, герцог Орлеанский и его юная дочь Мария, вероломная Катрин де Воссель и её ухажёр Ноэль, тюремный сторож Этьен Гарнье, множество других имён… В стихах Вийона людей было ничуть не меньше, чем на парижских улицах, в тавернах и притонах; Вийон умудрился поселить в своих балладах и лэ весь Париж, всю Францию… До знакомства с Вийоном Жан-Мишель даже не представлял, что о безвестных проходимцах можно написать такие хорошие стихи. Он прежде вообще не обращал внимания на многих из тех, о ком писал Вийон.

Наконец Жан-Мишель твёрдо решил разузнать о жизни Вийона всё, что только можно, и на этом успокоился.

Стоило Жану-Мишелю взяться за поиски сведений о Вийоне, на него их посыпалось множество — только Жана-Мишеля это не обрадовало, а смутило и не на шутку расстроило: таких сведений он никак не ожидал. Ни слова о поэзии — зато целый ворох историй о преступлениях, шалостях и прочих похождениях Вийона. Николя, приятель Анри, владелец вывески с Толстой Марго, едва услышав имя Вийона, расхохотался: