Андрей Караулов - Русский ад. Книга первая

Каждое утро, ровно в пять, зимой и летом, в дождь и в стужу отец Серафим выбирался из своей землянки и неторопливо обходил территорию монастыря, заглядывая во все его уголки. А потом возвращался обратно в келью, брал свертки с облачениями, подсвечники, богослужебные сосуды и торжественно переносил их в храм.

Молодые послушники наперебой предлагали отцу Серафиму помощь. А он прогонял их. Разве мог отец Серафим выпустить из рук самое дорогое? Когда на Святой горке появлялся первый ледок, послушники как бы невзначай старались поддержать его под руку. «Нет уж, нет уж… — бормотал он, — не поскользнусь я, отойдите все, со мной — Бог!..»

Это правда, Бог всегда был с ним.

Послушник Саша Шевцов дежурил на монастырской площади. Сидел на скамеечке и раздумывал: может, отказаться, пока не поздно, от пострига, вернуться к родителям, в Москву?..

Мимо проходил отец Серафим — замкнутый и суровый. Саша встал, поклонился отцу Серафиму. И снова сел на лавочку. Не останавливаясь, отец Серафим мельком посмотрел в его сторону:

— Нет тебе дороги из монастыря! Ясно?!

Отец Мелхиседек был хорошим столяром: делал киоты для крестов, украшал аналои…

Люди приезжали к нему отовсюду, со всего севера. Да и из Троице-Сергиевой были, из костромских, даже астраханских храмов.

Плата назначалась символическая: отец Мелхиседек делал киоты в свое удовольствие.

Закончив большой, очень сложный киот, он вдруг рухнул на пол, словно подрубленный.

Смерть! Ушел отец Мелхиседек в одночасье, отдал Господу душу. Монастырский врач определил смерть от внезапного сердечного приступа. Послушники закрыли отцу Мелхиседеку глаза, положили его тело на лавку, уже холодеющее, и отправились за носилками.

Вернулись они через несколько минут. Впереди быстро шел, почти бежал отец Иоанн (Крестьянкин), духовник монастыря.

Монахи встали… все вставали, когда входил отец Иоанн.

Внимательно-внимательно, будто ему, отцу Иоанну, стала известна сейчас какая-то тайна, он посмотрел на отца Мелхиседека и вдруг поднял руку:

— Подождите. Отец Мелхиседек жив.

И стал молиться.

— Не подходите к нему, — твердо говорил отец Иоанн. — Это пока не настоящая смерть…

Монастырский врач взял отца Мелхиседека за руку, попробовал найти пульс, но жизнь отца Мелхиседека закончилась: он был действительно мертв.

У смерти — свое лицо, смерть всегда видно издали.

— Подождите, подождите… — шептал отец Иоанн. — Не подходите, пожалуйста… Ждите… Ждите.

И — молился, молился, молился…

Господи, что же это? Веки отца Мелхиседека вдруг дернулись, потом еще раз, и он открыл глаза.

— Я хочу… обратно, в келью…

Взор был слабый-слабый, как у умирающего…

В этот момент раздался страшный грохот — там, за монастырем, молния ударом разрезала землю, началась гроза.

Зимой?.. Гроза?

А отец Иоанн все молился и молился…

На следующий день, когда вся монастырская братия собралась у кельи отца Мелхиседека, он со слезами на глазах припал к руке отца-наместника, архимандрита Гавриила, умоляя скорее постричь его в великую схиму.

Отец Иоанн был потрясен не меньше всех. Сейчас он был убежден, что вчера, в трапезной, у тела отца Мелхиседека, был не он, вообще не он, там был какой-то другой человек, ибо в минуты прозрений отец Иоанн действительно не принадлежал самому себе…

Так есть Бог? Или Его нет?

Что за вопрос…

Отца Тихона потрясла история Зои Карнауховой — комсомолки и атеистки, работницы 4-го цеха Самарского трубного завода. В новогоднюю ночь, 31 декабря 1955 года, в деревянном домике № 7 на улице Чкалова собралась молодежь; Зоя ждала Николая, своего возлюбленного, но Николай задержался, и танцевать Зое оказалась не с кем. По легенде, она сняла со стены икону Николая-угодника и заявила, пьяная, девчонкам:

— Николая нет, буду танцевать с Николаем-угодником!

— Это грех, — испугались девчонки.

— Грех? Если Бог есть, значит, пусть Он меня накажет!

Как следует из отчета местного Управления госбезопасности, подписанного дежурным по району в ту ночь, старшим лейтенантом Колесовым, «тов. 3. Карнаухова мгновенно окаменела. Остановившись в центре комнаты, тов. 3. Караухова была парализована вместе с иконкой, которую она прижала к груди. Тов. 3. Карнаухова не упала, а так и стояла с иконой Н. Угодника в руках.

Поскольку тов. 3. Карнаухова не подавала деятельных признаков жизни, но стояла с открытыми глазами, тов. Поплавский, член ВЛКСМ, г.р. 1939, вызвал участкового, но не нашел его и позвонил в райотдел милиции (отв. — тов. Серенкова), которая отправила на улицу Чкалова, д. 7 наряд милиции и бригаду врачей из горбольницы № 2… Свидетель Тарабаринов, г.р. 1939, выбежал на улицу и стал наводить панику среди жильцов соседнего дома…

Судя по отчетам Управления, «стояние Зои» длилось 128 дней — до окончания Пасхи. В дом на улице Чкалова вошел архимандрит Серафим (Тапочкин). Перекрестившись, он бережно вытащил из рук Зои икону, и только тогда Зои ожила. Сегодня эта икона Святителя Николая находится в селе Ракитное, Белгородская область, здесь все последние годы служил отец Серафим.

Как сложилась судьба Зои неясно: сначала ее поместили в психбольницу, в спецблок, где она провела более двух лет, там Зоя стала инвалидом, потом она вроде бы вернулась к родственникам, но никого не узнавала и вскоре умерла.

Слух о «стоянии Зои» облетел не только Куйбышев, но и все соседние города, у дома на улице Чкалова собралась огромная толпа, дежурила конная милиция.

«Если «стояние Зои» — миф, — рассуждал отец Тихон, — откуда тогда толпа? Достаточно было впустить верующих в этот домик, люди убедились бы, что никакой Зои там нет, и все бы разошлись…»

Толпа (несколько сот человек) стояла, несмотря на морозы, несколько дней, пока ее не разогнали (в присутствии Первого секретаря обкома партии).

«Да… вставать, надо вставать…» — отец Тихон поднялся, с трудом, но поднялся, засунул ноги в тапочки, привезенные еще из Москвы, сладко потянулся и надел подрясник.

Разве «безбожница Зоя» это не ответ на вопрос, есть ли Бог?

— Отец Мелхиседек… а что… вы видели, когда были мертвы?

Мог ли он, самый любопытный человек на свете, не расспросить священника!

Приняв великую схиму, отец Мелхиседек отдал себя покаянию и молитве.

— Я стоял, отец Тихон, у обрыва на зеленом лугу. Рядом был ров, наполненный отвратительной грязью. И там, во рву, валялось все, что я сделал за всю свою жизнь! Все мои киоты… Вообще все. Кто-то вдруг тронул меня за плечо. Я обернулся: Богородица! «Смотри, — ласково сказала Она. — Здесь, во рву, все, чему ты отдал свою жизнь. Вот, где все оказалось! Мы ждали от тебя глубокого раскаяния, но ты променял Нас на эти деревяшки…»