Радченков О.М. - Тайна сенатора Карфагена

– Здравствуй, Гауда…

Услышав свое имя, он резко повернулся назад. Около него остановилась женщина, одетая в простое голубое платье, с лицом, закрытым полупрозрачным покрывалом. Она держала за руку маленького мальчика лет восьми.

– Аришат?.. – удивленно спросил нумидиец: он бы никогда не узнал ее.

– Вот мы и встретились, – тихо произнесла женщина по-карфагенски.

Гауда о многом хотел спросить у нее, но все слова вылетели из его головы.

– Ты, наверное, хочешь знать, как я стала женой Тиберия Фонтея?

Он молча кивнул в знак согласия.

– Ну, хорошо, слушай. – Аришат поведала ему свою печальную историю во всех подробностях, закончив повествование одной фразой: – Я думаю, что кончить свою жизнь бесправной рабыней было бы не лучшим вариантом, но даже не эта участь, а страх за судьбу детей двигали мною.

Гауда стоял, ошеломленный услышанным. История Аришат была больше похожа на легенду и тяжело подавалась осознанию. «Только эта нескончаемая война может сделать такое с людьми. Вчерашние союзники становятся смертельными врагами и наоборот…».

После долгого молчания он произнес:

– Прости меня, Аришат, что я подумал о тебе плохо. Кстати, ты наверняка удивишься, узнав, что твой сын Карталон – теперь мой сын.

– Что?!.. – От такой новости Аришат чуть не потеряла сознание. Слезы брызнули из ее прекрасных глаз; она откинула покрывало, показав Гауде свое заплаканное лицо, и воскликнула:– Но как такое возможно?!..

– На этой войне возможно все! – горько усмехнулся Гауда. Теперь настала его очередь рассказать ей о своих злоключениях.

Аришат, несмотря на свое хладнокровие, временами начинала рыдать, когда он повествовал о том, как они с Мисдесом искали ее в Италии, о пленении Мисдеса и его чудесном избавлении, о бегстве Верики и Карталона от римлян, об участии ее сына в войне на стороне Рима. Весть о том, что Карталон жив и здоров после стольких бед, наполнила душу Аришат ликованием, и слезы тоски перешли в слезы радости. Ей хотелось кинуться на шею Гауде, но она все-таки сдержалась, боясь, что и здесь, в Субуре, найдутся люди, которые могут узнать ее.

– Так значит наш с Верикой сын, Акам, сейчас находится в доме Фонтея? – спросил Гауда, закончив рассказ и пристально глядя на женщину.

– Вот он, – сказала нежно Аришат, и слегка подтолкнула вперед мальчика, которого держала за руку.

Тот беспокойно озирался по сторонам: ему наскучило стоять на одном месте и слушать, как его мать беседует с этим высоким иноземцем на непонятном языке.

– Но теперь – это приемный сын моего нового мужа, – добавила она. – Хотя он и не получит никогда римского гражданства. Его теперь зовут Акам Фонтениан.

Гауда опустился на корточки и крепко схватил мальчика за плечи. Он ничего не говорил, а долго изучал его внимательным взглядом. В глазах нумидийца стали появляться слезы. «Сын! Мой сын!..». Ему очень хотелось обнять мальчика, прижать к сердцу, но он подавил эмоции и быстро поднялся.

– Береги его, Аришат! – коротко сказал Гауда, но в этой фразе слышался крик его души.

– И ты береги Карталона! Мы не будем ничего менять в своей судьбе и судьбах наших детей. Богам было угодно поступить так с нами и с ними. Не правда ли, Гауда?

– Да! – согласился он после короткого раздумья.

«Справедливость есть постоянная

и неизменная воля каждому воздавать по заслугам» –

«Justitia est constans et perpetua voluntas suum cuique tribuere»

Латинское выражение

Наконец-то топтание на месте закончилось. Скоро будет битва! Адербал понимал, что время сейчас уже не то. В далеком прошлом остались яркие победы – Требия, Тразимен, Канны. Да, последнее время карфагенян преследуют неудачи, но ему хотелось хотя бы какого-то логического конца. Нельзя же бесконечно сидеть в Лигурии.

Они прибыли с Магоном сюда, имея двенадцать тысяч пехотинцев и две тысячи всадников. В течение двух лет упорно собирали антиримскую коалицию из галльских и лигурийских племен – в надежде во главе потока варваров смести легионы ударом с севера и соединиться с Ганнибалом. Но этого времени оказалось недостаточно: вожди варваров, зная упорство и стойкость Рима, опасались открытого столкновения.

Погибший недалеко отсюда старший брат Магона, Гасдрубал, своим поражением вселил в сердца галлов неуверенность, поэтому дипломаты карфагенян работали, не покладая рук.

– Эх, как не хватает нам здесь Мисдеса, – сокрушался Адербал. – Вот кто умеет убедить любого сомневающегося вождя в том, что, поддержи он Карфаген, и жизнь его племени станет богатой и беззаботной.

– Эти варвары еще более хитры и недоверчивы, чем испанцы. – Магон недовольно хмурил брови. – Но оставаться здесь более нельзя – Совет постоянно давит на меня, требуя идти на соединение с братом.

Месяц назад прибыло подкрепление из Карфагена – шесть тысяч пехотинцев, восемьсот всадников и семь слонов, – что стало полной неожиданностью для Магона: давненько Карфаген не баловал их такими подарками. Командир вновь прибывших войск, молодой весельчак Адонибал, не успев сойти с корабля, вручил полководцу письмо и беззлобно рассмеялся:

– Старцы брызгают слюной от злости, не понимая, почему ты сидишь здесь до сих пор.

– Их бы самих заставить договариваться с местными варварами, – огрызнулся Магон. – Пить вино в тени благоухающего гранатами перистиля и наслаждаться танцами молоденьких девушек, оголяющихся под звуки флейт, кимвал и тамбуринов – гораздо более увлекательное и безопасное занятие.

– Еще Ганнон и Гасдрубал Козленок велели передать, что если ты намерен задерживаться здесь и далее, то можешь сам себя распять на кресте в Лигурии – это будет для тебя менее болезненной казнью, чем та, которая последует в Карфагене за неповиновение Совету, – продолжал скалиться Адонибал. – Ничего личного, Магон. Я лишь выполняю приказ, – добавил он.

– Не бойся. Ты не разозлил меня, Адонибал. – Командующий слушал его вполуха, наблюдая, как солдаты высаживаются на берег. – Я не отношусь к этим угрозам серьезно. Мы, Баркиды, не из тех, кого можно подвергнуть наказанию с такой легкостью. Если бы это было возможно, то выжившие из ума старейшины затащили бы на крест нашего отца много лет назад. Как они его ненавидели! Сенаторы боятся нас – поэтому тявкают. Но тявкать – не кусать.

Адербал видел: Магон просто злорадствует. Ему тоже надоело торчать в Лигурии и хочется снова пройти по пути, который он уже проходил однажды с Ганнибалом. Если ему это удастся, то галлы снова поверят в силу карфагенского оружия и толпами повалят к нему.

И вот по истечении двух лет с момента прибытия в Северную Италию Магон двинулся в область инсубров. Эти племена Италийской Галлии, обитавшие в долине реки По, не так давно попали под власть Рима – около двадцати лет назад их покорили консулы Гай Фламиний и Марк Марцелл, – и надежды генерала навербовать среди них сторонников были вполне реалистичными.