Татьяна Богатырева - Матильда

– Не надо отрекаться от престола, Ники. Это я – отрекусь, я – от тебя отрекусь, потому что от жизни своей я отречься не могу! Я не могу совершить такое предательство, даже ради тебя. Это полная – совершенно полная противоположность любви, понимаешь!

Она спрыгнула со сцены и мелькнула между рядами стульев, стремительно направляясь к выходу.

Николай, выйдя из оцепенения, бросился следом за ней, но расстояние было уже слишком велико. Прочь, прочь из дома! Он нагнал ее уже на берегу, она стояла на пароме рядом с Андреем, паром уже оттолкнули от причала.

– Маля, Маля, постой! Андрей, да слелай же хоть что-нибудь, Андрей!

– Благославите нас, Ваше Высочество! – крикнула Матильда, – мы проживем сто лет и никогда не умрем! Благославите!

Предположительно начало болезни Государя было положено еще во время несчастного случая в Харьковской губернии, который был связан с крушением поезда.

Практически весь поезд – десять вагонов из пятнадцати – были разбиты, Государь же вместе с семьею находился в вагоне-ресторане. Крыша вагона-ресторана не выдержала и обвалилась, и Александр Александрович, отличавшийся в молодости поистине богатырской силою и всегда – на протяжении всей жизни – выдержкой мужеством – в одиночку удерживал крышу до самого прибытия помощи.

Был в царском поезде и Николай. Матильда знала об этом ужасном эпизоде от него, он всегда говорил, что именно после этого Государь стал жаловаться на боли в спине, а далее, по прошествии времени, всегда полный жизни и удивительной силы, он стал быстро стареть, сдавать, вскоре у него началось воспаление почек, а тот страшный день, возможно, положил начало этой болезни.

Императору не было и пятидесяти лет, но он угасал. Матильда ясно помнила их последнюю встречу: когда она дала Его Величеству обещание, которое так и не сумела сдержать, и уже тогда Император Александр передвигался в хитроумной инвалиджной коляске.

Говорили, он не переживет грядущую зиму. Очередной именитый доктор, на этот раз выписанный из Германии, диагностировал Императору Александру острое воспаление почек. Было принято решение немедленно отправить Государя в Крым, но вскоре вслед за ним в Крым были вызваны и ближайшие родственники и члены царской семьи. Ко времени приезда Николая к отцу в Ливадию, тот уже не мог есть и спать. Он скончался в два часа дня, сидя в кресле.

Менее чем через два часа после его смерти, Николай дал присягу на верность престолу в местной Крестоподвижнической церкви. Там же на следующий день служили панихиду по Императору, а Алиса Генесская приняла крещение и была официально объявлена Великой Княжной Александрой Федоровной.

Матильда редко выходила на улицу без особой нужды – единственно правильным ей казалось теперь иметь для каждого движения и поступка определенную конечную цель. Посетить репетицию, чтобы готовить балет. Выйти на сцену, чтобы принять участие в спектакле. Лечь спать, чтобы дать возможность организму восстановиться. Есть, потому что иначе она умрет. Принимать ванну, потому что иначе она останется грязной. В этом сезоне у нее было три балета – «Калькабрино», «Пробуждение Флоры» и «Спящая красавица». В Рождество она отправилась к семье и встретила Сочельник среди родных, потому что так было нужно.

Ничего не имело смысла, кроме работы. Она не сдержала своего слова, данного Государю: не имела она возможности больше беречь его сына. Второе данное Императору обещание, быть славою балета – она намеревалась пытаться сдерджать до конца.

Но сезон был никаким, бледным. Двор был в трауре, который объявили на год, сняв его только на один день – через неделю после кончины Императора, в день рождения овдовевшей Государыни Марии Федоровны состоялось венчание Николая Второго и Александры Федоровны. После бракосочетания отслужили молебен, был дан пушечный салют, состоящий из трехсот одного выстрела. Был исполнен гимн «Тебе, Бога Хвалим» – единый для всех христиан, «Deum laudamus» – у католиков и некоторых лютеран, с той лишь только разницей, что распевы – мелодии у конфессий оставались разными.

Медовый месяц новобрачных был мрачен: он состоял из бесконечных панихид и траурных визитов, в состоянии общей депрессии и скорби прощающегося с Императором народа. Царствование Николая начиналось с тяжелого, дурного предзнаменования – именно так это восприняли многие.

Матильда не верила в приметы, судьбу, провидение и предзнаменования. Даже в самой глубине своего рассудка она не имела ни помысла, ни мысли о радости и злорадстве: она горевала.

В начале года ее впервые пригласили дать несколько представлений за границей, и вместе с Юзей и несколькими артистами она отправилась в Монте-Карло. Особенный восторг у европейской публики вызвало исполнение Матильдой характерных танцев. Она относилась к этой победе сдержанно и восприняла ее скорее как должное – чем выше становится поднятая тобой для самого себя планка, чем строже требования к самому себе – тем дальше ты уходишь на этом пути от излишнего честолюбия, начиная глядеть на себя все более пристально и критично.

Матильда позврослела.

По возвращении она с удивлением поняла, что в нее влюбился первый секретарь русского посольства в Лондоне, будущий русский посол в Румынии: он слал ей экзотические подарки, чучело собственноручно убитого им большого медведя, чудо человеческой мысли – механическое пианино. Бумажные валики с похожими на тактильный шрифт Брайля, металлическими зарубками приходили в движение от вращения рукоятки, клавиши двигались, будто бы призрак касался их невидимой рукой. Как будто большая искусно сконструированнная музыкальная шкатулка.

Первые дни Матильда крутила рукоятку до тех пор, пока у нее не онемело запястье, и не разболелась рука. Она не обращала на руку никакого внимания, не чувствуя боли, пока Юля не заметила судорожность ее движений. Матильда встретила незначительное, но неприятное и приносящее – по идее – дискомфорт повреждение с отстраненным удивлением.

Летом она снова отправилась за границу, на этот раз с отцом, в Польшу, где она впервые исполнила мазурку в «Пане Твардовском» на одной сцене с Феликсом Ивановичем. Польша встретила их такими овациями, которых не устраивали Матильде даже в Петербурге. Она впервые увидела воочию, что представляет собою цветочный водопад – столько цветов полетело на новую для нее сцену. Матильда снова не испытала фактически никаких эмоций, кроме отстраненной констатации того, что, по всей видимости, она более менее справляется с поставленной перед нею задачей.

Куда более эмоционально реагировал на их пребывание в Варшаве отец: в тот приезд он увиделся после долгой разлуки со многими балеринами, знавшими его еще молоденьким мальчиком. Ныне эти сгорбившиеся пожилые дамы, горячо встречая своего коллегу-артиста, не могли поверить в то, как молодо он смотрится на сцене, с какою грацией и силой он все еще способен отдаваться своему ремеслу. Умелительно для них было видеть рядом с ним его дитя – в свои юные годы приму-балерину Императорских театров.