Татьяна Богатырева - Матильда

– Маля, довольно, я…

– Что – вы? Вы – что? Убьете меня?

– Иногда мне кажется, что мне действительно легче вас убить.

Матильда широко раскрыла глаза.

– Андрюша! Боже… я Ники забыла!

Андрей отвернулся, стиснув зубы и прикрыв глаза, как будто она отвесила ему пощечину.

– Что? Хотите меня ударить? Нет? Что же вы молчите… А я вот хочу. Я прямо почему-то всегда хочу броситься на вас с кулаками. Какой же вы легковерный, Андрей, – печально подытожила Матильда, уже начиная раскаиваться в своем поведении.

С тех пор они не виделись очень долго, пока Андрей не написал, доложив о своем визите и, придя к Матильде, не попросил ее поехать вместе с ним незнамо куда и зачем в неизвестном направлении. Так они оказались на пароме.

– Так куда же мы едем, вы так и не намерены мне обьъяснить?

Андрей оторвался от созерцания водной глади и перевел взгляд на нее.

– Вы правда не понимаете?

– Нет, мне просто нравится вас изводить.

Степенный паромщик ловко привязывал веревку к пристани.

– Матильда Феликсовна, подумайте хорошенько, прежде чем идти туда. Я буду ждать вас здесь, но я бы предпочел, чтобы вы туда не ходили.

Матильда уже сделала шаг на землю, наконец ее осенило.

– Неужели? Ники? Я…

Она побежала в дом, не обернувшись на Андрея.

Снаружи особняк имел вид миниатюрного замка, изнутри же напоминал скорее живое чудо, чем творение рук человека – Матильда прошла ряд высоких стеклянных галерей с диковинными экзотическими растениями, целую аллею каменных арок, увитых цветущим плющем, пока не оказалась в зале, в котором не было крыши – солнечные лучи скользили по зеркальной поверхности мраморных колоннн. В центре зала слепил глаза огромный многоуровневый фонтан цвета слоновой кости.

У фонтана, присев на край бортика, ее ожидал Николай.

– Чей это дом, Ники? – прошептала Матильда, не в силах поверить собственным глазам.

– Наш. Твой…

– Ох, Ники, я… ты подожди минутку, я просто не могу. Это все в себя вместить.

Николай соскочил с бортика и сделал шаг ей навстречу. Матильда подняла руку, призывая его оставаться на месте.

– Погоди…

Она опустилась на бортик, погрузила ладонь в прозрачную воду. Провела влажною рукою по лицу.

Николай тревожно следил за ее движениями. Матильда повернулась к нему, зачерпнула ладонями воду и брызнула ее в лицо Николаю. И сразу стало легко и спокойно, как будто время сначала повернулось вспять и пошло в обратную сторону, потом и вовсе замерло, и не осталось ничего, ничего и никого, на всем этом маленьком острове, на острове побольше – на целом материке, и на других материках, и на планете и тем, что над нею, – ничего. И только по-прежнему ласково и радостно, только здесь и только для них двоих, светило вечное солнце.

– Ники, погоди, да не тяни же ты меня так быстро, я хочу рассмотреть…

Николай держал Матильду за руку и стремительно поднимался вверх по высокой винтовой лестнице, Матильда едва успевала за ним. Николай шутливо проводил импровизированную экскурсию, не желая задерживаться на одном месте более чем на пару секунд.

– Маля, тебе лучше жить в Москве. Подальше от сплетен.

– Ты с ума сошел? А театр? А семья?

– Погоди… Я покажу тебе, – с этими словами Николай отворил очередные тяжелые двери, жестом приглашая ее следовать за ним.

– Постой здесь, – попросил Николай, и начал поднимать занавес. Вспыхнул свет, Матильда стояла на сцене небольшого театра – точной копией Мариинского, только в миниатюре. Даже ложи и стулья, обитые алым бархатом, были декорированы точь-в-точь как в Мариинском.

– Это все для тебя, – тихо произнес Николай, – я построил все это для тебя.

– Нет, Ники, это все для тебя. Матильда легко спрыгнула со сцены, проходя между рядами и дотрагиваясь кончиками пальцев до бархатных спинок.

– О чем ты?

– Да так, ни о чем… Сколько золота. Ты знаешь, только здесь все равно чего-то не хватает.

– Чего?

Матильда выбрала наконец место, встав позади стула, она нежно обвила его спинку обеими руками.

– Давай это будет вот тут.

– Что? – снова переспросил Николай, все больше погружаясь в растерянность, – что будет, Маля?

– Ну как же что… Это будет здесь. Вот здесь, пожалуйста, прикажи установить рамочку из золотых листьев. Для расписания. По каким дням ты будешь меня навещать? По средам? Или чуть почаще, когда Аликс забеременеет?

– Маля, я… Зачем ты так говоришь?! Это очень жестоко.

– Жестоко? Что ты, что ты, я только говорю, что ты это очень хорошо все придумал! Это замечательное место – самое отвратительное, самое уродливое на всей нашей грешной земле! А знаешь почему, знаешь? Потому что сделал его – ты! Именно ты, именно от тебя, ты… ох, Господи.

Вдруг она поймала себя на неприятной мысли некой логической завершенности – будто бы история, начавшаяся с того ужасного эпизода в царской палатке, с дорогого колье, которое она отказалась от Николая принять, неуклонно идет к своему завершению, и конец становится будто бы символическим началом, с той только разницей, что теперь вместо драгоценности ее одаривают целым островом.

Николай соскочил со сцены и кинулся к ней, но Матильда юркнула под его рукою, снова взбираясь на сцену.

– Люди, которым ты стремишься уподобиться, этим, этим местом… они – да они даже не достойны смотреть на тебя! Понимаешь! Пачкать нас, тебя, нашу любовь – а она была, была! – своими взглядами, своими глазами. И ты, вместо того, чтобы ты, чтобы… Ты просто решаешь стать таким же, как все они!

Маля резко остановилась и не села – рухнула на край сцены, уперев руки в колени и горестно схватившись за голову.

– Это что же такое со мною делается… – отчаянно, страдальчески прошептала она, – я Государю слово дала тебя оберегать, а ты… ты…

Николай понял эти слова по-своему.

– Ты что, хочешь чтобы я… чтобы я отказался от короны, от своей судьбы! Ты серьезно? Маля!

Матильда снова вскочила и начала мелкими шагами судорожно передвигаться по сцене – от одного края к другому. Николай, силясь преодолеть расстояние между ними, пытался ее догнать.

– Знаешь, нет. Нет, нет, нет, нет, нет, – говорила она, – не надо отрекаться. Я никогда в жизни не говорила и не скажу тебе такого, я такого не желала, я вообще всего этого не желала. Ники, ох, Ники, ну я же обещала твоему батюшке тебя сберечь! А ты… ты падаешь, падаешь, Ники…

– Маля, погоди, постой, постой же, у тебя истерика.

– Нет у меня никакой истерики, нет. Знаешь, люди могут прожить вместе много лет, каждый день, сто лет вместе – и все равно остаться чужими. Знаешь, нет в тебе чего-то, чтобы жить, чтобы царствовать, это за тебя никому не сделать, а в самом тебе этого – нет!

Она замерла и перевела дыхание. Николай стоял рядом с нею на ярко освещенной сцене перед пустым залом и не решался сделать шаг, чтобы обнять ее и коснуться.