Екатерина Мелентьева - Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев

— Черствый Фонсека! Вот что его беспокоит… Нет, надо идти к королю!

Но не так скоро попал Бартоломе к королю. Неожиданно заболел и умер покровитель Бартоломе — великий канцлер Хуан Сельвахио. Влияние Фонсеки возросло еще больше. Как и в былые времена, он прочно встал у власти.

— Он вознесен до небес, а я… я низвергнут в пропасть, — с горечью говорил Бартоломе.

Совет по делам Индий состоял теперь из людей, интересы которых были связаны с колониями. Говорили, и не без оснований, что губернатор Кубы Веласкес записал за членами Совета, во главе с президентом Фонсекой, большие индейские селения и золотые рудники. И немало богатых подарков переправил ловкий Веласкес в Кастилию, чтобы обеспечить себе поддержку Совета в случае необходимости.

На одного только члена Совета — королевского хрониста Педро Мартира — ученого и почтенного приора Гранадского собора — Бартоломе возлагал надежды. Но, несмотря на то, что Мартир слыл ученым и справедливым человеком, эти надежды не оправдались. Однажды, беседуя с Бартоломе, епископ Мартир сказал:

— Государственное и религиозное право признают личную свободу человека. Однако политика государства оставляет этот вопрос открытым. Обычай отвергает идею. Долгий опыт показал, что рабство необходимо, чтобы помешать новообращенным в святую веру вернуться к идолопоклонству.

— Ваше преосвященство, — спросил Бартоломе, — неужели Христос повелел вести войну с мирными иноверцами, живущими на своих землях? Неужели, если они сами не захотят служить кастильским королям, о которых они никогда не слышали и которых никогда не видели, то они должны потерять свои земли, свободу, жен, детей, вплоть до жизни? Ведь это абсурд, достойный осуждения!

— Вспомните, лисенсиат, Аристотеля, — мягко сказал Мартир, — и он говорил, что рабство естественно по природе.

— Да, но тот же Аристотель оспаривал мнение тех, кто полагал, что рабство основано на завоевании, — ответил Бартоломе. — Он считал, что «самый принцип войн противоречит идее права», а следовательно, не может служить к оправданию рабства.

— Кстати, о праве, — уже несколько нетерпеливо сказал Мартир, — вы, кажется, учились римскому праву? А оно допускало рабство.

Бартоломе, откинув все приличия, с горячностью воскликнул:

— Плохую услугу оказывает Кастилии это право, если, пользуясь им, христиане захватывают и разрушают земли, им не принадлежащие, и еще прикрываются именем бога и короля!

Но хитрый и умный Мартир не стал обсуждать с Бартоломе этого вопроса, а на одном из совещаний Совета вскользь сказал, что лисенсиат Лас-Касас имеет опасный образ мыслей и далеко не так образован, как он думал…

Противодействовал планам Бартоломе и некий Гонсало Эрнандес Овиедо. Хотя он не был членом по делам Совета Индий, но имел там много друзей, чуть ли не сам Фонсека покровительствовал ему. Овиедо поселился в Новом Свете в 1514 году и стал одним из самых богатых и уважаемых колонистов. Прошлое Овиедо имел, однако, очень бурное и пестрое. Чем только ему не приходилось заниматься! Он успел побывать и монахом и солдатом, чиновником и учителем… Ему даже довелось сидеть в тюрьме, как говорили, за подлог в каком-то деле.

— Что можно ждать от сподвижника и друга такого отъявленного мерзавца и грабителя, как Педрариас! — возмущался Бартоломе, рассказывая Рехинальдо Монтесино об Овиедо.

— Мне говорили, что Педрариас, наместник Терра Фирмы, наградил этого Овиедо недурным репартьементо в Золотой Кастилии. Где это, Бартоломе? — спросил Рехинальдо.

— Испанцы так назвали земли Панамы и Коста-Рики — за то, что те богаты золотом. На рудниках Овиедо индейцы-рабы добывают немало золота. И можно не сомневаться, что Овиедо никогда не занимался душами и делами своих индейцев! Он только использует их как рабочую скотину с такой же слепотой, как и все испанцы…

— Я слышал однажды, — сказал Рехинальдо, — как Овиедо говорил епископу Фонсеке: «Мы завоевываем этих псов-индейцев, которые, чтобы не стать рабами, восстают в своих провинциях». Епископ благоволит к нему!

— Он далеко пойдет, этот Овиедо, поверьте мне, Рехинальдо, — с горечью ответил Бартоломе.

…Лас-Касас не ошибся. Овиедо сделал блистательную карьеру. В 1532 году король Карлос назначил его официальным хронистом Нового Света. Можно представить, с какой яростью Овиедо выступал против Лас-Касаса! Но тот не оставался в долгу: была напечатана лишь одна часть хроники Овиедо: «Всеобщая и подлинная история Индии». Вторая часть так и не увидела света. В 1548 году Лас-Касас воспрепятствовал ее опубликованию, говоря, что Овиедо следовало бы начать свой труд с рассказа о том, «как его автор был конкистадором, грабителем и убийцею индейцев, как загонял их в рудники, в коих несчастные погибали…»

Видя, что дело зашло в тупик, Бартоломе решился тогда еще на один шаг: он обратился к кардиналу Адриану, который в свое время назначил его протектором индейцев. Горько было сознавать, что этот почетный титул был пока только на бумаге!

Практичный кардинал Адриан и фламандцы заинтересовались проектом Бартоломе: они поручили ему набрать эмигрантов из испанцев-земледельцев для Нового Света.

Бартоломе отправился в поездку по Испании. Он выступал в храмах, беседовал с простыми земледельцами, рассказывал им о богатстве земель Нового Света, о выгодных условиях эмиграции.

В городке Вилья-Берланге к нему сразу пришли земледельцы и сказали:

— Сеньор, ни один из нас не поехал бы в Индию из-за нужды, ибо каждый из нас имеет здесь землю и дом. Но все это не принадлежит нам, мы — только арендаторы наших господ. Мы поедем в Индию, чтобы наши дети имели свободные земли.

Рабский труд индейцев. Старинная гравюра.

У Бартоломе уже записались семьдесят человек, как вдруг его арестовал альгвасил города. Бартоломе пытался протестовать, показывал свои грамоты с разрешением на вербовку.

— Идите, идите, сеньор, — говорил альгвасил, — с вами поговорит его милость граф де Ара.

Граф де Ара не стал долго разговаривать с Бартоломе.

— Я прошу вас, лисенсиат, — заявил он вежливо, но непреклонно, — покинуть принадлежащие мне земли и не смущать умы моих арендаторов! Можете набирать добровольцев где вам угодно, но не в моих владениях!

И когда Бартоломе волей-неволей покидал Вилья-Берлангу, его провожал лишь один дряхлый старик.

— Скажи мне, отец, почему ты хочешь ехать в Индию? Ведь ты уже стар и немощен? — спросил его Бартоломе при прощании.

— Сеньор, — ответил старик, — честно говоря, для того, чтобы умереть там, но оставить моих детей на свободной земле.