Томас Костейн - Серебряная чаша

— Многие из них рудокопы и живут тут неподалеку. Остальные приходят из города. Обычно мы выходим за стены города ночью, чтобы не привлекать ничьего внимания. Мы обязаны сохранять место наших собраний в тайне. А возвращаемся назад не торопясь, небольшими группами. Словно возвращаемся с работы на полях. Как можно чаще мы меняем места наших встреч. Я даже не знаю, где мы соберемся в следующий раз.

Вдруг Регуил замолчал и положил свою ладонь на руку Василия. Проповедь началась. Один из старейшин церкви вышел на импровизированную сцену, которая была обычным скальным возвышением в глубине зала, и принялся читать отрывки из священных книг. Василий прекрасно знал, что большинство проповедников вышли из самых низших и обездоленных слоев населения. Поэтому он был очень удивлен, когда увидал умное лицо выступавшего, услышал его культурную речь. Его удивило и то, с каким серьезным вниманием окружавшие его мужчины и женщины слушали проповедника. Затем все запели. Когда Василий вновь посмотрел на возвышение, оратор уже сменился.

Новый проповедник был выше среднего роста, сгорбленный и худой, как скелет. На него было жалко даже смотреть. Сначала он окинул взглядом зал и поднял руку. Тут же шепот смолк и все присутствовавшие в полумраке застыли, словно камни, словно истуканы богов, которые в изобилии украшали раскинувшийся над ними город.

Василий повернулся к своему спутнику и вопросительно приподнял брови. Смешно выпятив губы Регуил еле слышно выдохнул одно-единственное слово:

— Иоанн.

— Может быть, в последний раз я стою и говорю перед вами, — сказал Иоанн слабым и высоким голосом. — Уже предопределено свыше, что меня схватят, закуют в цепи и отвезут в тюрьму на один из островов. У людей, которые это сделают, сердца полны страха и ненависти. Да, они боятся и ненавидят меня. Но еще больше они боятся моих вещих видений. Да, в своих видениях я вижу будущее. Сквозь облака и звезды я могу прочитать то, что предначертано миру. Мои уши слышат глас Божий. И Господь велел мне рассказывать людям о том, что я видел и слышал.

Неожиданно голос его усилился и задрожал от возбуждения.

— Вы, рожденные Господом нашим, потому что поверили в Иисуса, вы, идущие за светом истины, не бойтесь ничего! Тот, кто прошел сквозь воду и кровь, скоро снова вернется к вам. Так что же удивляться тому, что сердца неверующих полны ужаса? Час близок! И прежде чем он наступит, я скажу то, от чего кровь земных царей, кровь великих и простых людей превратится в воду. Они будут метаться и искать себе убежище в лесах, под водой, под землей и в темных ущельях гор!

Василий внимательно слушал этого страстного человека. И в то же время как странные и непонятные слова звучали в его ушах, руки, руки мастера, в нетерпении уже развязывали узелки его мешочка. Он не хотел пропустить ни единого слова апостола, но вместе с тем он понимал, что не может терять такой прекрасной возможности. Он должен был тут же запечатлеть в глине черты любимого последователя Иисуса. Задача молодого человека упрощалась тем, что черты лица Иоанна невозможно было перепутать ни с чьими другими. Настолько они были особенными. Огромный лоб мыслителя и пророка, прямой нос, достаточно длинный, чтобы гармонировать с широко поставленными глазами и слегка торчащими ушами. Но нижняя часть лица словно была взята от другого человека. И рот и подбородок были на удивление маленькими. Но, несмотря на свой размер, подбородок имел волевые очертания. Но больше всего на Василия произвел впечатление мощный лоб. Он не мог оторвать от него глаз. Казалось, глубокие мысли теснились в нем, горели и рвались наружу.

«Смогу ли я передать в скульптуре мощь этого разума? — думал Василий, в то время как его пальцы уже судорожно принялись за работу. — Смогут ли люди увидеть по моему творению, что человек этот идет рядом с Богом и говорят с Ним»?

Апостол продолжал пересказывать свои видения. Причем, часто не совсем понятные. Но нечеловеческая вера его по-прежнему заставляла людей чутко прислушиваться к каждому слову. И Василий был настолько покорен его словами, что даже забыл о цели своего прихода. Его пальцы застыли неподвижно, пока их хозяин оказался под полным влиянием Иоанна. Но, как только апостол замолкал, они вновь погружались в мягкую глину. Причем мозг молодого человека не контролировал их движения.

Когда Василий отдал себе отчет в том, что происходит, то похолодел от ужаса. Неужели Это повторилось вновь. Неужели как тогда, когда он подумал о Линии, его руки сами испортили свое создание! Неужели злой дух разрушения вновь овладел им? И он испортил бюст Иоанна, как когда-то испортил бюст Луки? Он не смел взглянуть на то, что держал в руках. Неужели это всего лишь бесформенный кусок глины?

Но вот Иоанн умолк. Сломав по обычаю хлеб, он поднял руки в страстном благословении, помолился про себя и медленно сошел с возвышения. Василий потерял его из виду и почти тут же почувствовал на своем плече руку Регуила.

— Все закончилось, — сказал красильщик, распрямляясь. — Вот ты и видел Иоанна, юный чужеземец. Ты слышал, как он говорил. Не правда ли, это было прекрасно?

— Теперь я вечный твой должник, — ответил Василий, поднимаясь по узкому переходу вслед за Регуилом. В руках он держал бюст Иоанна, на который по-прежнему боялся глядеть.

И только тогда, когда они вышли на поверхность, Василий рискнул посмотреть на свое творение. И тут же его сердце запрыгало от радости в груди. Он был так счастлив, что ему хотелось петь и танцевать. Умелые руки не подвели его! Предоставленные самим себе, они справились со своею задачей, может быть, даже лучше, чем если бы ими руководили. Лицо Иоанна было передано до мельчайших подробностей. Глубокие морщины на лбу и те, что поменьше, вокруг глаз, впалые щеки и, казалось готовые вот-вот задрожать тонкие губы. Василий сразу же понял, что к бюсту не стоит даже больше притрагиваться. А то можно было бы испортить такую совершенную работу.

«Сегодня еще один дух завладел мной, — подумал Василий, — только на этот раз он не был злым».

Из-под земли все еще выходили люди. Мужчины и женщины, только что слушавшие Иоанна, не задерживаясь ни на минуту, покидали рудники. Они не останавливались поболтать, поспорить… Небольшими группами христиане расходились с места проповеди. Их лица были спокойны и решительны.

Василий повернулся к Регуилу. Красильщик в немом удивлении смотрел на глиняный бюст Иоанна.

— Это что, ты только что сделал? Сам? — пробормотал он. — Пока шла проповедь? Я просто не могу поверить… И между тем — доказательство у меня перед глазами. — Он убежденно кивнул головой. — Теперь у меня совсем не осталось сомнений. Чаша существует! И благодаря тебе в один прекрасный день у нее будет прекрасная оправа. Я рад, что поверил тебе, что не побоялся и привел тебя на эту проповедь.