Борис Тумасов - Не введи во искушение

В эти тревожные дни Россия напоминала туго натянутую струну: стоит сделать маленький поворот колка и — лопнет.

Однако на фронте это напряжение не слишком чувствовалось. Шла перестановка кадров, сменялись командующие армиями и фронтами. Командующий 8-й армией Лавр Георгиевич Корнилов был назначен командующим Юго-Западным фронтом. Краснов воспринял это как добрый знак: о Корнилове ходили слухи как об убеждённом приверженце монархии и стороннике крутых мер.

У штаба корпуса офицер связи попросил дежурного доложить о нём комкору. Пётр Николаевич принял фельдъегеря, вскрыв пакет, прочитал, что он, генерал Краснов, назначается членом Петроградской Георгиевской думы и его вызывают на заседание, которое намечено на 17 декабря.

Вместе с телеграммой прилагалось предписание и все необходимые документы для проезда по железной дороге.

Связавшись по телеграфу с командующим Юго-Западным фронтом Корниловым и получив от него добро, Краснов выехал в Петроград.

До станции Сарны он добирался на автомобиле. Было холодно, генерал поднял воротник шинели и прикрыл глаза. Мысленно он видел горящий камин в петроградской квартире, жену Лидию Фёдоровну. С каким наслаждением взял бы он сейчас чашку горячего чая из её рук...

Вдали показались огни станции. Отпустив водителя, Пётр Николаевич с полупустым баулом направился в станционный буфет. Вокзал был замусорен окурками, семечковой лузгой. На лавках сидели в ожидании поезда несколько пассажиров.

Краснов вошёл в буфет, попросил чашку чая погорячее и, пока его подавали, брезгливо осмотрел маленькое грязноватое помещение. Все три столика пустовали: видимо, посетители редко заглядывали сюда.

Выпив чаю и согревшись, Краснов решил не покидать буфет, пока не подойдёт поезд.

Дорога в Петроград была долгой. Езда в вагоне, переполненном пассажирами, Краснова порядком утомила. Он, привыкнув к «люксам», сейчас вынужден был тесниться в купе с двумя чиновниками из Варшавы и каким-то бородатым купцом.

Всю дорогу Краснов отмалчивался и вагон покинул с удовольствием. На Николаевском вокзале горели газовые фонари. Мягкий туман стоял над городом: в нём буквально тонули дома. Не было видно даже Адмиралтейства.

Наняв посыльного, генерал попросил его отнести баул и передать, что сам он явится часа через два. Хотелось посмотреть на Невский, на город, увидеть, Как он изменился, и только потом оказаться в своей квартире.

Генерал медленно шёл по Невскому, разглядывая витрины магазинов. Мрачные рассказы о Петрограде подтверждались. Булочные, очереди, люди греются у костров. Тумбы, обклеенные афишами, киоски, книги, газеты. Вот фруктовый магазин Соловьёва, дальше рыбная торговля Баркова: торговля сёмгой, паюсной икрой, балыками...

Зеркальные витрины играли, дразнили разнообразием. Но Краснова поразили цены. Они были настолько высоки, что даже его генеральскому карману казались не всегда доступны.

Вдоль дороги по Невскому мёрзли извозчики.

Краснову и эти извозчики и ночной проспект напомнили случай, о котором он никогда никому не рассказывал и вообще не любил вспоминать. Произошло 9то, когда он командовал полком в Джирекенте.

Тогда Краснов прибыл в Санкт-Петербург по вызову и, коротая день, зашёл проведать дальнего товарища по учёбе в Академии Генерального штаба...

Однако товарищ отбыл в командировку в Екатеринодар проверять наказного атамана.

Пётр Николаевич засиделся с хозяйкой, прелестной полькой Ядвигой. Тогда у него зарождалась идея нового романа, и он с увлечением рассказывал хозяйке, как будут развиваться события в книге.

Обычно Пётр Николаевич не любил делиться своими планами, а здесь его язык как развязало. Когда опомнился, было уже слишком поздно. Его оставили ночевать в отдельной комнате.

Уснул он быстро. Каково же было его удивление, когда, проснувшись, он увидел рядом спящую Ядвигу.

Краснов осторожно поднялся, оделся, стараясь не разбудить хозяйку, вышел на предрассветный Невский. Вот так же стояли извозчики.

— В «Асторию»!

С той поры Краснов никогда больше не бывал в гостях у этого товарища...

Генерал подошёл к Казанскому собору. Увидев открытые двери, вошёл. Кончалась ранняя обедня. Людей было совсем мало. Горели свечи, светилось несколько лампадок у иконостаса.

Пётр Николаевич купил свечку, подошёл к Казанской иконе Божией Матери, зажёг, поставил, перекрестился. Подумал, как же давно он не был здесь, не чувствовал запаха ладана, не слышал церковного хора...

О серьёзности положения в столице Краснов знал, но чтобы дошло до вмешательства казаков! Получив письменное предписание из ставки Юго-Западного фронта, Пётр Николаевич задумался. Корнилов приказывал перебазировать 10-й Донской казачий полк к ближайшей узловой станции и подготовить его к отправке в Петроград.

Снять полк с фронта было несложно: последнюю неделю казаки несли караульную службу на заставах, перекрывая возможные пути дезертирам. Сложней было завезти продовольствие и новое обмундирование. Командующий фронтом требовал, чтобы казаки прибыли в столицу свежими, на сытых конях: предстояло взвести в Петрограде порядок.

Вызвав командира полка, войскового старшину Балабанова, Краснов дал двое суток на исполнение приказа Корнилова. Балабанов почесал затылок:

— М-да, ваше превосходительство, выходит, наши казачки навроде новочеркасской пожарной команды.

— Исполняйте приказ, господин войсковой старшина. Немедленно перебазируйте полк на ближайшую железнодорожную станцию и там приведите людей в надлежащий вид. Поторопите интендантов, времени у вас в обрез.

— Да уж куда как мало, ваше превосходительство, но постараемся уложиться. Если Лавр Георгиевич дал такой срок, значит, дела в столице не терпят отлагательства...

Ивана Шандыбу, только накануне получившего чин урядника и принявшего взвод в сотне Гаражи, приказ о перебазировании полка удивил. Да ещё та поспешность, с какой велели собираться. Но всё пояснил сотник: полк готовят к отправке в Петроград. По прибытии на место разъяснят зачем.

Казаки по-своему истолковали приказ:

— Видать, студенты и всякая сволочь против государя взбаламутились.

— По всему так. В пятом году даже стреляли в нас, но мы им всыпали, враз присмирели.

— Нагайка, она дело знает.

Похвалялись казаки, а Шандыба отца Варькиного Кондрата вспомнил. В тот год он из Москвы часы-луковицу привёз.

Полк уходил, разобравшись по сотням. Звенела медь оркестра, раздавались команды. Казаки повеселели, ехали как на праздник: чай, не в атаку ходить.

— Песенники! — подал голос Гаража.

— И-эх! Давай нашу, чтоб Разиным атаманом отозвалась!