Павел Басинский - Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

Знаете ли, я бываю там и теперь… тогда меня точно уносит кто в розовую даль, и я поднимаюсь вверх все выше, выше… Кругом все сияет — розовое, белое, золотое… и птички райские поют… И мне там так хорошо, что не хочется уходить… и если я не вернусь — значит, я умру, будут плакать папа и мама… Но я знаю, что так надо, скоро, скоро я уйду туда совсем, навсегда…

Уже выписавшись из больницы, она вспомнит о Мане и вдруг поймет, что она, такая вроде “умная”, недалеко ушла от этой девочки. “В сущности, в мои-то годы не мечтаю ли я тоже в своем роде о царстве Берендеев?”

Вообще, ей было жалко выписываться из больницы… “Прощай, мой маленький мирок, Эдем немощного человечества, куда меня неожиданно забросила судьба. Здесь, почти кончив жизнь умственную, я стала жить сердечною…”

Итак, у Лизы не было подруг. Единственной “подругой” была сестра Валя, но Валю “перехватил” Валентин Катрановский. Когда в августе 1898 года Лиза приехала погостить к сестре на украинский хутор Замостье, где Валя с мужем и дочкой проводили лето, Лиза окончательно поняла, что потеряла сестру. “Замужество приносит свои плоды: она не развивается так, как надо бы, и душа ее, не направляемая никем в лучшую сторону, — грубеет. Больно видеть все это! Больно видеть и ее равнодушное отношение к себе и ко мне, к моему желанию быть с ней возможно ближе”.

В этом она винила себя. “Ну, что же? Ведь сама все это устроила, сама должна молча нести и последствия своей ошибки. Сама виновата!”

И еще Лиза поняла, что Валя уже не прежняя девочка, а мать. “Если бы не было у нее дочки — залога лучшего, — моему отчаянию не было б границ”.

Подругой Лизы могла бы оказаться ее кузина Маша Оловянишникова. Но и здесь случилась осечка — Маша влюбилась в бедного репетитора, поэта и переводчика, литовца по происхождению, Юргиса Балтрушайтиса. В дневнике Лиза зашифровывает их имена, называет Машу — Таней, а Юргиса — Д-с. История незаконной любви двух молодых и красивых людей протекала на ее глазах. Лиза оказалась невольной конфиденткой в тайных свиданиях кузины и мечтательного литовца, которые в конце концов обвенчались вопреки воле богатых родителей девушки. Лизе их отношения тоже не нравились. Но по другой причине.

Маша и Юргис постоянно жаловались: как им тяжело жить! “Получила письмо от Тани; все оно — сплошная жалоба измученного существа”. Потом к ней приходил поэт, и повторялось то же, только с привкусом безудержного эгоизма, вообще свойственного пессимистам. “Я никогда не забуду, как нынче летом Д-с, все время твердивший о тяжести жизни, вечно погруженный в пессимизм, сказал: «Если я женюсь, то мой брак будет эстето-психологическим», — и этого достаточно было, чтобы он сразу вполовину упал в моих глазах”.

Меньше года назад Лиза выписалась из больницы и еще находилась под впечатлением того, что видела. “Я не удержалась и сказала: ведь это же абсурд, признавая бессмысленность и тяжесть жизни, — жениться и производить на свет еще более несчастных существ. Он, нисколько не задумываясь, отвечал: «Да ведь я не думаю о детях». Чудный ответ! Похвальная откровенность!”

Все равно Лиза жалела эту парочку. “Бедные, бедные поэтические дети!” Особенно — Машу.

Как хотелось мне, чтобы она в 21 год тоже пошла на курсы, сделалась бы потом деятельницей на пользу народа; в апреле она совершеннолетняя, и я предоставляла ей возможность пользоваться обстоятельствами, доказав родителям, что, в сущности, они сами виноваты в случившемся: сразу разорвать свои золотые цепи — поехать в Петербург, взяв деньги на ученье у меня… Но, увы! Таня спокойно не дожила до этого времени, она была слишком надломлена, чтобы решиться теперь на что-нибудь, пассивно слушая меня. То, к чему она так страстно стремилась, — для нее теперь уже не существовало; отсутствие умственной пищи дома, отсутствие живого, увлекавшего ее всю дела сделали то, что Таня, вначале равнодушная и интересовавшаяся Д-сом только с умственной стороны, — полюбила сама… “дописалась!”, как она выражается.

“Дописалась!” — какое чудесное старомодное выражение! Осколок эпохи столетней давности, когда письменное слово значило для людей больше, чем реальная жизнь.

“Таня — очень привлекательная, оригинально-изящная, поэтическая девушка, он — даровитый юноша, поэт-мечтатель, и оба — поклонники Ибсена, д’Аннунцио, Метерлинка, Ницше… их точно создали все модные веяния fin de siècle, — пишет Лиза. — Ей только 20 лет! И он несчастен, и она несчастна — вот и сошлись… Что-то будет!”

Будет то, что через полтора года выходец из бедной семьи литовских крестьян Юргис Казимирович Балтрушайтис обвенчается с дочерью ярославского миллионера, владельца литейных предприятий Марией Ивановной Оловянишниковой. С женой он проживет все оставшиеся сорок пять лет и будет настолько счастлив, что посвятит ей все написанные с момента их знакомства стихи.

После революции 1917 года он, Балтрушайтис, в прошлом нищий поэт, мечтатель и странник, но при этом полиглот и культурнейший человек своей эпохи, — он, а не богачи Оловянишниковы, будет востребован новой властью и станет первым послом Литвы в СССР.

В мае 1921 года безнадежно больной Александр Блок приедет на поезде из голодного Петрограда в Москву, чтобы заработать немного денег, и Юргис Казимирович будет возить поэта на своем посольском автомобиле. Это было в Пасхальную неделю. Пасху тогда еще праздновали, и Москва была чудо как хороша! Благодаря литовскому послу многие деятели русской культуры, не совпавшие с большевизмом, выехали за границу. Только Блока отправить на лечение в Финляндию не получилось — не успели…

А потом будет Париж, где его назначат советником посольства Литвы во Франции. И парижское кладбище Мон Руж, где Балтрушайтис будет похоронен в 1944 году.

И что будет с Лизой — мы знаем. Но еще не знаем всех причин, почему это вышло так, а не иначе.

Есть одно утешительное, что дает силу для жизни и поддержку в борьбе в этом мире: любовь к людям. Великая сила — братская любовь! Она выше, она чище супружеской, так как основа ее бескорыстна вполне; мы любим брата не потому, чтобы он привлекал нас тем влечением, которому следуют женихи и невесты, а просто потому, что он такое же существо, как мы, — тоже пришедшее в мир не по собственному желанию и страдающее не меньше нас.

Это из дневника Лизы Дьяконовой 1897 года.

Она не видела или не хотела видеть здесь вопиющего противоречия с собственным опытом. Разве по-братски она любила свою младшую сестру? По-братски не хотела уступать Валю Катрановскому и проклинала себя, что уступила в конце концов?

Нет! Потому что Валя была ее половинкой, ее половинкой, и всякие отвлеченные рассуждения здесь не помогали.