Владимир Абрамов - Хочу женщину в Ницце

Корилла слушала генерала, стоя у широко распахнутого окна, откуда открывался прекрасный вид на центральную городскую площадь. Хриплый крик одинокой птицы заставил ее вздрогнуть и обернуться.

– А она-то куда подевалась? Ей же тоже надо было ноги уносить!

Орлов впал в пространную задумчивость и как собака, потерявшая нюх, не сразу понял вопрос и завертел головой:

– Кто? А, она?! Поначалу объявилась в Неаполе, пыталась соблазнить моего друга Гамильтона, английского посла. Хотела денег.

– Дал? – выразительные глаза итальянки вновь смеялись.

– Нет. Тогда ей в голову пришла мысль перейти из православия в католичество. Новоявленная Елизавета сняла дом в Риме, где поселилась со всей своей поредевшей оравой. Остались только преданные ей Доманский, Ханецкий, Вансович и Чарноцкий, да слуги. Этот Чарноцкий расхаживал по Риму в польском национальном костюме, с растопыренными в разные стороны ужасными усищами и с саблей на боку. Римские зеваки бродили за ним толпой, но денег за это никто ему не платил, а они были нужны. В Риме тоже много было простаков, у которых княжна ссужала денег, при этом меняла фамилии: то она снова становилась черкесской княжной Волдомир, то называла себя Елизаветой Радзивилл, родной сестрой князя. Ходила к английскому послу, выложила ему то же, что и мне, и попросила семь тысяч золотом, а также паспорт на имя добропорядочной немки. У неё нашлись рекомендательные письма к английским послам в Вене и Стамбуле. Англичанин ей ничего не дал, а отписал мне в Ливорно подробное письмо. Единственное, что ей тогда действительно удалось, так это заручиться для себя рекомендациями в адрес влиятельного в Папской курии кардинала Альбини, которому она переслала письмо со своими выдумками.

– Я догадываюсь, почему: я знаю кардинала Альбини, он всегда покровительствовал польской короне, – сказала Корилла и пригубила стакан с соком.

Орлов тоже с удовольствием составил ей компанию, присел в кресло, налил себе вина и, захватив в кулак горсть черных маслин, продолжил:

– Сам кардинал на контакт с ней не пошел, а послал своего секретаря аббата Роккатини выяснить – может, им всё это для большой политики полезно будет. Аббат её выслушал и даже почти поверил. Она ему и про меня напела, будто я уже на её стороне, а в Киеве её ждут шесть тысяч гусар. Что подкупило аббата, так это её заверения, что, если Римская Церковь поможет, то она непременно введет в России вместо православия католицизм. В конце концов, об этих переговорах прослышала вся римская аристократия. Денег ей на жизнь подкинули, а тем временем изучили все представленные ею три завещания в копиях. Вывод сделали не сразу, но однозначный: документы подделка, сама она авантюристка. Доверенный человек кардинала, дипломат маркиз Античи мягко дал понять княжне, чтобы она прекратила заниматься своим опасным делом, и из сочувствия посоветовал срочно уехать в тихое место, куда-нибудь в провинцию. Обобщив всю информацию, я понял, что пришло, наконец, моё время. Я послал к ней своего майора Христенека, который «доверительно» сообщил, что я долго сомневался в её искренности, но теперь окончательно убежден, что она действительно принцесса. Разумеется, поначалу Елизавета была весьма недоверчива, но я уже обложил её со всех сторон. Английский посол Гамильтон по моей просьбе советовал ей вернуться в Рагузу. Не скрою, мой друг, сэр Джон Дик – английский консул в Ливорно – также помогал мне. Его люди в Риме, ссужавшие Елизавету деньгами, стали по его указанию давить на неё, чтобы она покинула Рим.

Корилла вскочила и недовольно повысила голос.

– Да этот Джон Дик – негодяй первого сорта, как можно его называть хорошим человеком и тем более величать другом, пусть он и кавалер высших российских орденов и к тому же являлся поверенным в делах Петербурга.

– Вот видишь, ты разбираешься, но Елизавета-то этого не знала. Её загнали в угол, требовали вернуть деньги и грозились обратиться в полицию. Мой майор заплатил за неё все долги, а суммы были значительными. Шестнадцать тысяч золотых, и всё это из кармана России! Елизавета, избавившись от кредиторов, тотчас выехала с майором из Рима в Пизу. Её сопровождали только возлюбленный Доманский, бравый усач Черноцкий и ещё несколько слуг. Остальные княжну покинули. Здесь у нас в Пизе я создал для неё поистине сказочные условия: снял богато обставленный дом, оплачивал все её расходы, и, конечно, ежедневно совершал к ней визиты. Возил по городу, показывал знаменитую кривую башню. Сопровождавшим меня офицерам я наказал обращаться с ней как с царицей, и они старались – только что на колени не падали.

Корилла слушала, затаив дыхание, но недоверчивый взгляд говорил Орлову о том, что ожидать сопереживания ему не стоит.

– В одной постели ты с ней тоже оказался по заданию матушки? Или это был уже тобой придуманный маневр?

Стрелы, которые поэтесса осторожно начинала пускать в Алехана, к ее сожалению, не достигали цели, видно было, что его они вовсе не пугали, и Корилла почти перестала сомневаться в правдивости слов своего возлюбленного.

– Да, грех на душу взял, – клялся ей в страстной любви, в верности, предлагал сочетаться законным браком.

– Выходит, нету такого греха, которого ты бы не испробовал. Вот какой ты! И, конечно, слово своё сдержал! – Корилла старалась быть веселой и даже доброжелательной, но одному Богу было известно, чего ей это стоило. Алехан сделал вид, что не расслышал последних слов поэтессы.

– Вся сложность состояла в том, что княжна эта была дамой ушлой. Она внимательно приглядывалась ко мне всё то время, что жила в Пизе, и когда доверилась мне, то сама внушила себе окончательно, что она действительно Елизавета II. Вот тогда она стала вести себя подобающе выбранному образу.

– То есть? – в лице Кориллы отразилось непонимание.

– Это был тонкий ход, изощренная хитрость, на которую можете быть способны только вы, женщины. Видишь ли, она ничем не выдавала желания побыстрее сочетаться со мной браком. Если бы она пожелала, то ради дела я бы пошел и на это. Но нет, она тем временем обдумывала ход и была рисковым игроком. Когда я её пригласил покататься на корабле, я не верил, что она согласится.

Орлов неожиданно прервал рассказ, и, помрачнев, умолк надолго. Пальцы, сжатые теперь в массивные кулачищи, едва заметно подрагивающая от нервного тика изуродованная щека говорили о том, как болезненны ещё были для графа эти воспоминания.

– Что же было дальше, любимый?

– Моя шлюпка тогда подвезла к адмиральскому кораблю всю их компанию – её, двух шляхтичей и прислугу. Играла музыка, матросы кричали «Ура!», пушки палили, маневрировали фрегаты. В этой суматохе я незаметно исчез, а капитан Литвинов со своими вооруженными матросами объявил ей, что все арестованы, и выставил караул. Ночью корабли взяли курс на Кронштадт.