Владимир Абрамов - Хочу женщину в Ницце

Корилла протянула бумаги Орлову.

– Из всего того, что я прочла, я поняла, что она была пленена на корабле Грейга, но не верила, что арест сей осуществлен был по твоему приказу, считая, что кто-то её и тебя предал. Якобы ты тоже был арестован, и уже после этого передал ей письмо. Твою руку она признала и стиль твоего изложения на немецком тоже. В письме ты заверил её, что вскоре сам уйдешь из-под караула, а после и её спасешь.

– Да, мой генерал-адъютант Христенек с ней был для вида арестован, и целые сутки провел вместе с ней под караулом на корабле. Иван Христенек стал ей доверенным человеком. Это письмо, что ты сейчас прочла, я вчерне тогда составил и послал императрице, поскольку спешил отправить курьером в Россию Ивана, а вместе с ним и весь Елизаветин архив, пронумерованный мною до последней бумажки. Опасался я тогда, чтобы не проведали недруги о моих планах и не захватили Христенка по дороге в Петербург.

Корилла, прижав пальцы к губам, долго качала головой.

– Одного я не пойму – как такая осторожная женщина допустила явную оплошность, сев к тебе в шлюпку? Если не любовь, то откуда тогда к тебе такое доверие испытала?

– Ты права, женщина, всклепавшая на себя имя высокое, была умная и осторожная, и перед тем, как согласиться на предложение присутствовать на показательном морском сражении моей эскадры на Ливорнском рейде, не единожды приезжала в Ливорно, где встречала любезный прием – в частности, у Джона Дика. Она напустила на себя высокомерную сдержанность, вела себя, как подобает претендентке на престол. Наконец, она действительно поверила, что и я, и Джон Дик, и мои офицеры – все у её ног. Мне пришлось играть рискованную роль и делать вид, что лелею честолюбивые надежды на российский престол. Она желала меня слушать, и я подолгу рассказывал ей о мраморных дворцах Петербурга, о редкой красоте драгоценных камней и о величайших предметах искусства, которыми тешила себя матушка. Помнится, я осмелел настолько, что делал за столом громкие высказывания против Екатерины, поминал имена вельможных российских князей, уставших от ее самовольного правления, и клялся, что толпы дворян готовы следовать за молодой принцессой всюду, если только она соизволит ими править. Я замечал, как она поддавалась искушению обладать абсолютной властью, фантазии кружили ей голову и, желая унять дрожь в коленях, она медленно опускалась в кресло. Прижимая платок к губам, она просила шляхту оставить ее ненадолго, чтобы никто не видел, как у неё от переизбытка чувств горлом начинала идти кровь. Бедный капитан Грейг, он даже после ареста Елизаветы держался с ней почтительно. Она содержалась в капитанской каюте, мы оставили ей в услужение её прислугу и доктора. С целью доставки её в целости и сохранности мы должны были заставить её верить, что она действительно важная вельможа, иначе она смогла бы найти способ наложить на себя руки. Духу у неё на это бы хватило, это точно. Вот чего я действительно не замечал – так это романтических чувств ко мне.

– Интересно, справился ли Грейг с твоим приказом доставить авантюрьеру в Кронштадт.

– Да, приказ исполнил, но других писем тебе показывать не стану, придется верить мне на слово, – Орлов взял документы из рук Кориллы и направился в библиотеку, чтобы убрать их на прежнее место.

– Хорошо, постараюсь, – иронично бросила вдогонку графу Корилла.

Граф вскорости вернулся и продолжил.

– Женщина эта была спокойна до самой Англии в чаянии, что и я туда за ней следом приеду, но как меня не увидела, пришла в отчаяние и великое бешенство. Писал мне Грейг с оказией, что даже в обморок упала на четверть часа. Были у неё тогда в Англии попытки и броситься со шлюпки в воду, и зарезаться. Жаль мне Грейга – нашему храбрецу пришлось заняться и этой миссией, которую никогда сроду не исполнял.

– А саму Елизавету тебе что, совсем не жаль?

Корилла смотрела на Алехана, пытаясь уловить хоть малейший признак волнения в его поведении. Однако, Орлов оставался веселым и невозмутимым.

– До судорог душу мою она не доводила, как порой тебе удавалось. Сластолюбец я закоренелый, но страстью к ней захвачен не был. И пусть положение моё в этом деле кому-то неказистым покажется особенно, если все эти наветы смаковать, однако же замечу я, к своему сожалению, что почему-то все замечать не хотели, что чахотка у неё была и была, похоже, застарелая, но она и сама тщательно скрывала это ото всех. Худо ей пришлось в Петербурге, это точно. Дорогу же она сама себе выбрала такую, а не моему велению следовала. Хлопотливое дело было, не скрою, но не всё забавы нам вкушать, иногда и дела государевы исполнять надобно. Мне лгать ей исправно – это как тебе стих сочинять, собьешься – всё наружу лезет.

Корилла согласно кивнула головой, стараясь не гневить графа.

– И впрямь, собеседницей я для тебя уж очень придирчивой оказалась. Впрочем, ты меня знаешь!

– Я и итальянцев знаю! Вот и Казанова ваш тоже…Я поначалу думал – он на бедность просить изволит, когда приехал ко мне в Ливорно. Нет, авантюры его манили тогда более всего.

– Вот как? Ты и с Казановой знакомство водил?

– Да, – ответил Алехан, – разве я тебе о нем никогда не рассказывал?

– Впервые слышу от тебя его имя.

Граф заерзал и провел ладонью по лбу, поняв, что лишнего брякнул себе во вред.

– Откушай прежде хоть что-нибудь, разговорами-то сыта не будешь!

– А когда про Казанову?

– А причем тут он?

– Все же хотят про него знать. Его похождения по Италии в последние годы обросли такими слухами, что хоть романы пиши! Хорошо бы их с твоей помощью попробовать развеять. Ради этого я готова слушать тебя сколь угодно долго, и никаких кушаний мне не надо.

Граф был немного озадачен намерением Кориллы продолжать разговор. Алехан считал себя знатоком дамских сердец и был уверен в намерениях итальянки перейти от пустых разговоров к делам, имеющим касательство только их двоих. Он почувствовал это по недвусмысленным взглядам, которые она бросала на него украдкой, боясь в то же время встретиться с ним глазами, по которым можно было прочитать ее желания. Всякий раз Корилла злилась и ощущала себя беспомощной, находясь рядом с этим северным медведем, взгляд которого сводил её с ума.

Однако на сей раз граф явно торопился: Корилла ещё не всё выведала, ещё не все слухи, зачастую ложные, были развеяны. Орлову пришлось смириться.

– Казанове нужно было видеть меня по одному делу. И случай выдался ему прямо перед самым уходом эскадры моей в Морею в 70-м году. Он был с дороги – прибыл из Турина, проехав из Марселя через Антиб и Ниццу. Прознав, что я, граф Орлов, не пользуюсь средь его друзей репутацией искусного моряка, он отчего-то убедил себя, что без его помощи русским адмиралам Константинополем не овладеть. Если бы воевали англичане, тогда да, конечно, а вот русские – ну, никак не смогут без него обойтиться.