Владимир Абрамов - Хочу женщину в Ницце

– Нашим законом это не возбранялось, – совершенно спокойно ответил Алехан. – Составив купчую с её родителями и заверив документ двумя свидетелями: его кучером и слугой, Казанова приобрел право на полное владение девицей, и она перешла в его собственность.

– Да что же это за варварство такое?! – выкрикнула в сердцах поэтесса. – Как такое может быть? И что же, она и спать с ним была должна, и прислуживать ему?

Граф несколько смущенно ответил:

– Именно так.

– Да, но если девушка не хочет его ублажать, тогда как?

– Он имеет право её посечь или побить – он хозяин её! Он деньги за неё заплатил, целых 100 рублей!

– Может быть, ей жалованье какое за услуги полагалось? – поэтесса безуспешно пыталась ухватиться за что-то, чтобы оправдать российское варварство.

– Жалования никакого, но он обязан кормить её, поить. Из всех послаблений – только баня по субботам, а по воскресеньям – церковь.

– В России – понятно. А если бы он её к нам в Италию пожелал привезти, тогда что?

– Дело это было бы непростое. Если бы он сумел получить специальное разрешение и оставить залог, тогда можно, поскольку она всё равно остается государевой крепостной!

– А если она сбежит от него, тогда как?

– Казанова волен приказать её арестовать и доставить к нему в дом. До тех пор, пока ему не вернут 100 рублей, девушка будет принадлежать ему.

– А, если… – поэтесса снова хотела перебить графа, но он жестом остановил её.

– Давай не будем копаться в законах, зачем? Наш венецианец не был намерен обращаться с ней как с рабыней. На следующий день купчая была оформлена как надо, Зиновьев отсчитал деньги. Родители же, порядка ради, потребовали от соблазнителя, чтобы он проверил качество приобретаемого товара – другими словами, Казанове было предложено удостовериться в девственности купленной красавицы-крестьянки. В таких делах Казанова был знаток: усевшись на стул, он привлек к себе не сопротивлявшееся дитя и убедился, что отец её не солгал – Казанова обнаружил в ней наисовершеннейшую девственность. Но, как сам рассказчик нам поведал, он не ставил это условие обязательным, он и в противном случае не изменил бы своего решения. Так, без чулок и рубашки, а только в грубом холщовом платье, девушка Заира, чье имя мне показалось чудным, отправилась в карете со своим соблазнителем. Как признался нам сам венецианец, он привёз её к себе и целых четыре дня не выходил из дома, вкушая удовольствия, но на этот раз все было иначе, для него странно и непривычно, поскольку «приобретение» его было безмолвным и скованным и ни в чем не демонстрировало радостных эмоций. Русским языком он не владел, но Заира, к его удивлению, оказалась способной ученицей, и через пару месяцев совместной жизни научилась объяснять Казанове, что ей было надобно.

– Неужто все четыре дня он молча делился с ней своим богатым опытом любовных утех? – смеясь и прикрывая рот ладонью, спросила Корилла.

Алехан молча с улыбкой кивнул:

– Говорил так. Натешившись вволю русской наложницей, он одел ее во всё французское и повез в баню. Баня была общественной – в ней вперемежку мылось много мужчин и женщин, и никто не обращал внимания на чужую наготу. Своим умом европейца Казанова так и не смог уразуметь, что это было – бесстыдство или первобытная невинность. Крестьянка так ему пришлась по сердцу, что вскоре он рассчитал за ненадобностью своего вечно пьяного слугу, привезенного с собой, поскольку Заира стала для него и любовницей, и служанкой. Не исключаю, что и девушка его искренне полюбила. По словам Казановы, у неё был единственный недостаток – она была любительница гадания на картах, и ей они всё время говорили, что Казанова ей изменяет, а картам она верила больше, чем ему. Заира стала такой ревнивой, что однажды чуть не покалечила Казанову, швырнув бутылку ему в голову. Всё ей мерещилось, что он в трактирах проводит время с непотребными девками. Дело кончилось тем, что он сжег карты в печке, чтобы отвадить Заиру от гаданий. Когда Казанова отправился в путешествие в Москву, Заира отправилась с ним. Ему нравилось, что, в отличие от Европы, где каждый норовил залезть к нему в душу и заглянуть в постель, в России у него никто ни разу не поинтересовался, кто ему эта Заира – дочь, любовница или служанка?

– А сама Заира как себя чувствовала, живя с ним как наложница?

– Прекрасно! Она прежде всего была в восторге от того, что везде, где его принимали, она на равных сидела за столом с гостями. А как мужик… Казанова, наверное, был крепок.

– Она давала ему повод, чтобы он её поколачивал? – Корилла воспринимала все так эмоционально, что графу казалось, что она примеряет на себя ее шкуру.

– Бил он её, и не раз, но, знаешь, русские бабы привычны к такому обращению. Бьет – значит, любит! Эту поговорку сам Казанова частенько повторял по-русски, хотя этот наш обычай он не приветствовал. Он рассказывал, что обучил девушку хорошим манерам и итальянскому, возил к её родителям. Заира была готова следовать за ним куда угодно, но, как поведал нам Казанова, в обратный путь с ним следовала уже другая попутчица, к которой он воспылал страстью, пусть и ненадолго.

– Неужели он вернул Заиру родителям, в хижину? – глаза Кориллы были полны ужаса.

– Да сдалась тебе эта хижина! Совсем нет. Он повел себя благородно и подыскал себе достойную замену. У нас в Петербурге к тому времени уже много лет жил итальянский архитектор по имени Ринальди. Уверен, эта фамилия тебе знакома. Он был любим и уважаем нашей императрицей. К удивлению Казановы, полагавшему, что архитектору хорошо за семьдесят, Ринальди положил на девицу глаз. На самом же деле Ринальди не стукнуло и шестидесяти! Казанова продал ему Заиру, архитектор взял её к себе и никогда не обижал. Мой брат был близко знаком с архитектором, да и я тоже. Ринальди строил для матушки Мраморный дворец, который она вскорости подарила Григорию. Он же возвел брату и дворец в Гатчине. Сейчас архитектору лет шестьдесят пять. Надеюсь, Заира до сих пор живет с ним счастливо.

– Тебя послушать, так оказывается, что этот авантюрист – вполне порядочный и даже благородный человек.

– Я только передал тебе его рассказ! Не требуй от меня большего.

– И как вы воевали вместе на твоем корабле?

– Не судьба была нам вместе воевать. Он тогда после обеда отвел меня в сторону и попросил определить, в каком качестве он может меня сопровождать. Он рассчитывал получить право носить наш мундир. Не скрою, он мог быть мне полезен: он знал языки тех мест, куда мы направлялись, но сразу предложить ему достойное занятие на корабле было невозможно, и я готов был взять его с собой только как доброго приятеля. Мои условия он отверг, пожелал мне удачи, однако предостерег меня от возможных сожалений. Он был уверен, что без его помощи Дарданеллы нам не пройти. Его предсказания меня удивили. Я спросил его, не тая раздражения, уж не оракул ли он или пророк. Казанова со свойственной ему самоуверенностью ответил, что и то, и другое. На том мы и распрощались. На следующий день мы покинули порт, оставив этого почтенного Калхаса на берегу.