Патрик Рамбо - Битва

— Дай фонарь, меня тошнит.

— Для этого свет тебе не нужен, а вот мне он понадобится.

— Зачем?

— Посмотреть на мои новые сапожки.

Файоль кивнул в сторону трупа, лежащего у стены.

— Пора избавить нашего приятеля от обувки. Мне она нужна больше, чем ему, не так ли?

Кирасир присел на корточки рядом с телом австрийца и поставил фонарь на землю, потом отстегнул шпоры, чтобы примерить их к обуви покойника, и чертыхнулся: они не подходили! Не скрывая разочарования, он поднялся и позвал:

— Пакотт!

С фонарем в вытянутой руке Файоль двинулся по улице, брюзгливо ворча:

— Не желаешь отзываться, свинья ты этакая?

Возле дерева он заметил чью-то фигуру и пошел к ней.

— Тебе понадобилось дерево, чтобы вывернуть кишки?

Переходя обочину, заросшую высокой травой и крапивой, он вдруг споткнулся о какое-то препятствие, скорее всего — поваленное дерево, и с досадой пнул его ногой. Но попал во что-то мягкое, похожее на человеческое тело. Файоль опустил фонарь ниже и увидел солдата, уткнувшегося лицом в землю. Кирасир перевернул его и увидел перепачканное блевотиной и кровью лицо своего приятеля Пакотта. В горле у него торчал нож.

— Тревога!

В нескольких шагах от француза в темной стене колосящейся пшеницы растворились пригнувшиеся фигуры австрийских ополченцев в неприметных куртках мышиного цвета и черных шляпах с зелеными ветками вокруг тульи.

Массена приказал разжечь костры и повесить фонари на врытых в землю шестах. Маршал сбросил шитый золотом мундир и треуголку на руки подоспевшему ординарцу и окунулся в работу по восстановлению малого моста. Скользя по мокрой траве заляпанными речной тиной сапогами, он успел ухватить за шиворот понтонера, уже пускавшего пузыри в бурном водовороте. Массена всегда поражал своей неуемной, какой-то животной энергией. Он карабкался по балкам, таскал доски и, вкалывая за десятерых, увлекал окружающих личным примером. Он никогда не болел. Хотя нет, однажды такое приключилось с ним в Италии: удачная перепродажа патентов на импорт принесла ему доход в три миллиона франков. Узнав об этом, император попросил маршала передать треть суммы в казначейство, но Массена стал ныть, что содержание семьи обходится ему в копеечку, что он погряз в долгах и вообще беден, как церковная мышь. Кончилось тем, что император вышел из себя и конфисковал все это состояние, положенное в один из банков Ливорно. После этого Массена заболел.

Но, погрузившись в дела, маршал забывал о своих махинациях, скупости и золоте генуэзцев, которое, как он полагал, покоилось в каком-то секретном сейфе в захваченной французами Вене — дойдет черед и до него. А пока он без видимых усилий приподнял огромную балку, чтобы саперы могли привязать ее пеньковыми тросами к одному из яликов, плясавшему на крупных волнах, несмотря на балласт из ядер. Несколько досок с незаконченного настила сорвало волнами и унесло течением. Массена орал и ругался, как портовый грузчик. На острове работала вторая бригада понтонеров. Обе команды должны были встретиться и состыковать свои половинки моста посередине полноводного рукава Дуная. Понтонеры были уже близки к цели: они перебрасывали друг другу тросы, ловили их на лету и тут же натягивали в качестве импровизированного ограждения. Под ними по-прежнему бурлила прибывающая вода, но люди шаг за шагом, балка за балкой, доска за доской сокращали разрыв: промокшие до нитки, смертельно уставшие, в неверном красноватом свете костров они тянули и вязали тросы, загоняли в мокрое дерево длинные гвозди, и просвет над бурной водой постепенно сужался. Массена подбадривал солдат и в то же время покрикивал, как дрессировщик на своих питомцев. Он был просто великолепен в шелковой рубашке с закатанными рукавами и с шейным платком, скрутившимся в жгут под самым подбородком. Балансируя на самом краю восстановленного настила, маршал одной рукой поднял связку цепей и со словами: «Цепляй за тот столб!» бросил их сержанту, стоявшему на понтоне. Но заледеневшие пальцы не слушались сержанта, и тому никак не удавалось обмотать цепи вокруг столба, холодные волны то и дело окатывали его с ног до головы, а шаткий понтон раскачивался под ним, как живой. Массена спустился на понтон по тросу, оттолкнул обессилевшего сапера и сам закрепил цепи вокруг сваи. Внезапно порыв ветра принес с собой густой дым от горевших на берегу костров. Солдаты закашлялись, продолжая работать на ощупь. «Вправо! Еще правее!» — кричал Массена, как будто он своим единственным глазом ночью видел больше, чем ко всему привычные понтонеры. Тем временем, на острове Лобау остаток армии готовился к переправе: солдаты стояли наготове с ранцами за спиной и ружьями в руках. Первые ряды заметили своего маршала, и если в строю были такие, кто не любил его, то этой ночью они все равно восхищались им. Другие молили бога, чтобы этот чертов мост не выдержал и развалился, чтобы Дунай разнес его в щепы, и они остались на своем берегу.

Двумя сотнями метров дальше, на лужайке в центре острова отдыхали штабные офицеры и их подчиненные. Многие носили кольца или изящные медальоны с миниатюрными портретами или прядью волос своих возлюбленных, чьими достоинствами они хвалились, стараясь забыть о предстоящем сражении. Некоторые из офицеров хором затянули ностальгические строки:

Лежон молча сидел под вязом. Его денщик, стоя на четвереньках, раздувал угли гаснущего костра. Рядом Винсент Паради потрошил двух зайцев, добытых с помощью пращи. Вдохновленный сельской ночью, покоем и шелестом сочной листвы, Перигор разглагольствовал о Жан-Жаке Руссо:

— Я согласен спать летом на траве под открытым небом, но не слишком часто. Тут повсюду ползают муравьи, а утром птицы и мертвого поднимут своим гамом. Нет, в мягкой постели при закрытом окне да еще в приятной компании гораздо лучше, к тому же я по натуре мерзляк. — Повернувшись к Паради, он попросил: — Сохрани для меня шкурки, малыш. Ими отлично наводить глянец на сапогах... Кролики! Каждый раз, когда мне на глаза попадаются эти зверушки, я вспоминаю пропущенную охоту в Гробуа! Какой же дурак наш генерал-майор!

— Скорее, он бестактен, — досадливо поправил приятеля Лежон, — но не глуп. Не преувеличивайте, Эдмон. И потом, нас никто туда не приглашал.

— О чем это вы толкуете? — поинтересовался гусарский полковник, заранее предвкушая очередную байку.

— Однажды, чтобы подмазаться к императору...

— Чтобы доставить ему удовольствие, — возразил Лежон.

— Это то же самое, Луи-Франсуа!

— Нет.

— Итак, чтобы угодить императору, наш маршал... — повторил гусар, подстрекая болтуна Перигора.