Михаил Альшевский - Варяги

На девятый день близ полудня прибежал один из воротников и, не отдышавшись даже, прямо с порога выпалил:

— Едут, Олелька. Обоз саней в двадцать. Пущать ли? И пущать, дак куды направить?

— Отворяйте вороты. Пусть к дворищу Гостомысла едут, — распорядился Олелька. — А старейшины в градскую избу пущай собираются...

...В градской избе многолюдно. Бодричи — Рюрик, Трувор, Синеус, Переясвет — уселись особо. Напротив них градские старцы: Олелька, Домнин, Блашко, недавно выбранный вместо утопшего Олексы, Никодим, Пушко. Сбоку примостился Вадим. С любопытством оглядывал гостей. Суровые воины, ничего не скажешь, даже на беседу явились, как на брань, — оружны и в доспехах. Свои же вырядились во всё праздничное, от зелёного да синего аж круги в глазах плывут. Украдкой оглядел Вадим и себя — кажись, не хуже других: и рукоятка меча, начищенная, блестит, и ножны сафьяновые камешками играют.

Первым речь повёл Рюрик.

— Вы, старейшины новеградские, поступили не по ряду. Когда приплыл к нам Блашко, все условия с ним обговорили. Мы должны были помочь вам покарать кривских, вы обязались заплатить за то. О том, чтобы жить нам в Новеграде, даже и речи не поднималось. Мы считали это само собой разумеющимся. Такова была воля вашего князя Гостомысла. Разве не он повелел вам пригласить меня на княжение? Или то придумал старейшина Блашко?

В просторной горнице наступила тишина. Рюрик ждал ответа, но Олелька не торопился. Ещё не всё сказал бодрич, пусть выговорится.

— Вы встретили нас, как врагов, словно никакого договора между нами и не было, — не дождавшись ответа, продолжал Рюрик. — Вы отказываетесь платить, не пускаете в Новеград, не даёте припасов. Разве так поступают родственники? — намекнул Рюрик на родство с Гостомыслом.

И опять вопрос остался без ответа. Олелька словно воды в рот набрал.

— Назад мы не вернёмся. Не для того поднимались всем родом, чтобы бегать из земли в землю. Мы будем жить здесь. Так хотел ваш князь и мой тесть Гостомысл, так хочу я, так пожелала дружина. Лучше вам выполнить условия договора и жить с нами мирно. Завтра вы опять поссоритесь с кривичами или с другими соседями и прибежите ко мне за помощью. Если вы откажетесь от договора, мы подумаем, стоит ли оказывать вам помощь. Я всё сказал, старейшины.

Рюрик выжидательно смотрел на Олельку. Тот сидел в центре старейшин и, пока говорил воевода, накручивал на палец прядь седой бороды. На бодричей не смотрел. Теперь же остро глянул в глаза Рюрику.

— Мы выслушали тебя, воевода, — начал Олелька, и голос его, по сравнению с Рюриковым, показался Вадиму дребезжаще-старческим. — От приглашения и договора мы не отказываемся. Только условия того договора менять надобно. С кривскими мы сами управились, твоей дружины не дожидаясь. Так что платить не за что, и давай договоримся сразу: новеградцы за ваш приход платить не будут. О том забудьте. Мы позволили вам жить в Ладоге, хотя сами знаете, могли бы и прогнать с нашей земли...

— Это ещё как сказать! — пылко воскликнул Синеус.

Олелька насмешливо улыбнулся.

— Ты об этом вот ему скажи, — и ткнул пальцем в сторону сына. — Не от его ли меча бежала ваша дружина от Новеграда?

Рюрик круто повернулся к Синеусу, бросил короткий, жёсткий взгляд. Лицо Синеуса вспыхнуло.

Олелька помолчал — бодричи сидели как каменные, — повёл речь дальше, словно и не заметил детской выходки брата воеводы.

— Размыслив, новеградцы порешили: ряд надо новый чинить. Ты, воевода, сам сказал, что уходить с нашей земли не собираешься. Добро. Живите. Дружина ваша не слишком велика, большинство воев бессемейные. Мы прокормим вас. Но вы будете служить граду. Только в таком случае мы не токмо кормить вас станем, но и жён дадим, и гривны платить будем.

Ты хочешь быть князем словенским, володеть нами. И сам ты, и воины твои кричат, будто старейшина Блашко именем новеградцев позвал вас на княжение. Того не было. Господином над Новеградом ещё никто не бывал. И князь наш Гостомысл лишь одним из старейшин был. Земля уважала его и слушалась. Даже в дружине он не воеводствовал — то ты сам знаешь. Честь от новеградцев Гостомысл трудами своими получил. Но господином не был. Ныне у нас есть и воевода свой, но мы не отказываемся от слова. Коли пожелаешь стать князем-воеводой Новеграда, согласимся. Но во внутренние дела наши тебе не вступать, суда не чинить, тяжб не разбирать. То дела посаженного и старейшин. Твоё же дело дружину крепить, соседей, ежели потребуется, в страхе держать, но походов без приговора словен не учинять...

— Об этом мне уже однажды сказал ваш молодой воевода, — не выдержал Рюрик. — Наёмником я не буду. Незачем говорить об этом. Призвали вы меня княжить, и княжить я буду по своей воле, не по вашей...

— А и не было того, воевода, — прервал его Блашко. — Вспомни, не я ли тебе говорил: одолеешь кривичей, и волен в дальнейшем: назад ли в Аркону возвращаться или у нас на службе оставаться. О каком княжении разговор ведёшь?

— Пожди, Блашко, не кипятись, — остановил его Олелька и повернулся к Рюрику. — Значит, отказываешься от чести быть князем-воеводой новеградским? Просить дважды не станем. Проживём и без князя. Только пошто тогда мы терпеть тебя будем на земле нашей? Ответствуй, воевода.

Рюрик опустил голову.

— Молчишь? — спросил Олелька. — А и то учти, воевода, с соседями мы мирно живём. Твой человек недавно в Белоозеро с нашими гостями ходил, видел, чай, что вражды меж нами никакой нет. Так что к тебе за помощью мы обращаться не будем. Не хочешь Новеграду служить, хлебного припасу лишим. Серебра у тебя надолго ли хватит?

— В чужом сундуке богатства считать — дело купцов, я не купец, — резко ответил Рюрик. — Зря посаженный хвалится миром с весью. С весью не дружить надо, её подчинить следует и заставить тащить сюда меха.

— Для кого? — спросил старейшина Никодим.

— Для того, кто подчинит весь, — ответил вместо Рюрика Трувор.

Олелька понимающе переглянулся с Никодимом: воевода Рюрик сам лезет туда, куда они хотели затащить его хитростью.

— Воевода задумал поход на весь? — прямо спросил Олелька.

— Или вы не разрешите? Так я у вас на службе не состою, — гордо ответил Рюрик.

— То так, ты не служишь Новеграду, раз не хочешь заключать с нами ряд. Поэтому мы не можем запрещать тебе... Но не кажется ли воеводе, что мехами сыт не будешь? Хлеба своего весь имеет мало. И куда дружина ваша понесёт те меха?

— То не твоя забота, посаженный. Меха ещё добыть надо. Они крови стоят. А покупатели найдутся. Хочешь, тебе продадим? — дерзко усмехнулся Трувор.

— Что ж, новеградцы не откажутся, — улыбнулся Олелька. — По сходной цене. Готовы даже помощь оказать. В чём нуждаешься, воевода?

— Это мне нравится. Мы найдём, старейшины, общий язык. Мне нужны лошади, много лошадей и саней. Если дадите возниц для присмотра за ними — не откажемся.