Магомед Мамакаев - Мюрид революции

Прямо внизу, на правом берегу Сунжи, располагался старый кирпичный завод. Провалившаяся крыша сушилки; горы битого кирпича, поросшие густым порыжелым бурьяном; тачки, брошенные где попало; разрушающиеся печи — все придавало этому месту унылый вид. Дальше, за рекой Сунжей, тянулась цепь невысоких Гребенских гор, у подножия которых там и сям ютились рабочие домишки, крытые черепицей. Слева от завода торчала недостроенная, с пустыми оконными проемами часовня. Справа, над грязным обрывом, прилепились такие же маленькие, низенькие, с косоглазыми оконцами хибарки. В них никогда не утихал разноголосый гомон: плач грудных детей, старческий кашель, ругань и тихие вздохи русской гармошки вперемежку с грустным рыданием чеченского пондара. Вот от них-то и начинался этот шумный город, все богатство которого принадлежало кучке нефтепромышленников и купцов.

В кустах густого шиповника стоял тихий шелест, легкий ветерок поднимал и крутил придорожную пыль, в степи пахло прелой травой.

Из города в Алды прокатила на тройке вороных веселая кампания с гармонистом. О чем-то громко говорил офицер в белой суконной черкеске. Музыка, видно, не ладилась, потому что пальцы пьяного гармониста с трудом двигались по клавишам.

Над дорогой к Новым промыслам стояла глубокая тишина, и, казалось, здесь никто никогда и не жил. Только вдали, за горным кряжем, колыхалось пламя — это горели нефтяные склады.

Когда над городом замигали редкие красновато-тусклые электрические огни, мельник вынул из-за широкого солдатского ремня молоток и зубило для отбивки жерновов, взял их в руки и, следуя той же балкой, вышел на окраину Щебелиновки. Оттуда, шагая кривыми улочками и закоулками, он стал пробираться в ту часть города, где жили рабочие керосинового завода Ахвердова.

…Город хранил угрюмое молчание. Только вдруг где-то совсем недалеко раздался паровозный гудок. Вырвавшись из этой тягучей тишины, он тут же снова потонул в ней. Из открытого окна низенького домика донесся плач ребенка, малыш плакал захлебываясь, надрывно. Потом притих так внезапно, словно заплакал по ошибке. «На, на… родненький мой», — послышался из окна полусонный женский голос. Все это было так знакомо! Мельник хорошо знал город и потому шел уверенно, выбирая самые сонные, пустынные переулки…

На тускло освещенном городе лежала печать какой-то подавленности и запустения: пыльные, немощеные улицы были усыпаны грязными бумажками, консервными банками, осколками битого стекла, окурками. На каждом шагу попадались зияющие провалами кирпичные стены разбитых и недостроенных домов; люди проходили редко.

Порой слышалась то русская, то чеченская, то грузинская речь. На углу Бульварной и Свистуновской тротуар был загорожен сложенными в штабеля винными бочками. Время от времени доносились крики и ругань пьяных гуляк, но большинство домов молчало, словно давно оставленные жильцами.

На полдороге, миновав винные бочки, мельник почувствовал, что за ним кто-то идет. Он замедлил шаг, с намерением пропустить неизвестного вперед. Вскоре какой-то человек действительно обогнал его. Проходя, он окинул мельника равнодушным взглядом и вдруг замер, словно споткнулся. Встретившись с ним глазами, мельник тоже тихо ахнул:

«Вадим!..»

Имя это он не произнес вслух, оно только мелькнуло у него в голове.

Человек этот был в форме офицера.

Лишь один взгляд успел он бросить на широкое, покрытое мукой и пылью лицо встречного — мельник тут же исчез, как бы растворился во мраке. Офицер схватился рукой за лоб, видно что-то припоминая. Потом пробормотал: «Не может быть!» — и вдруг бросился вперед. Но мельника уже нигде не было видно.

Выхватив из кармана пистолет, офицер длинными прыжками побежал вдоль переулка. Выскочив на освещенную улицу, он с неистовым криком «Стой! Стреляю!» — принялся хватать то одного, то другого из прохожих, но все они были совсем не похожи на мельника.

А мельник тем временем, скользнув в темный двор духана, выскочил в переулок и устремился к берегу Сунжи. Там он зашел в маленький книжный магазинчик. Через минуту владелец магазинчика, Камакин, повесил на дверь большой замок и торопливо ушел. Вернулся он только через час.

Внимательно оглядевшись, Камакин привычным движением снял с дверей магазинчика замок и вошел к себе. А через какую-нибудь минуту из двери выскользнул мельник и зашагал прочь, тщательно обходя редкие фонари.

Теперь мельник держался очень осторожно, опасаясь белогвардейских патрулей. Поэтому во двор на Поселянской улице он проник через старый деревянный забор и притаился возле сарайчика в надежде, что кто-нибудь выйдет из дома. Так он простоял довольно долго и начал уже терять терпение.

Наконец хлопнула наружная дверь, и стройная женщина с ведром тихо прошла мимо мельника. Очевидно узнав ее, он смело вышел ей навстречу.

— Кто это? Боже милостивый! — произнесла та испуганным голосом.

Мельник приблизил к ней обросшее черной щетиной лицо, но она, как видно, все еще не узнавала его.

— Как это вы сюда… — начала было она, сделав шаг назад.

— Здравствуй, Настя, — вдруг перебил ее незнакомец. — У вас никого чужих нет?

Сквозь туманную дымку, затянувшую небо, едва пробивался рассеянный свет луны, и потому трудно было разглядеть бледное лицо Насти.

— Нет, — ответила девушка дрожащим от испуга голосом.

— Дмитрий дома?

— Дома, только что пришел…

— Тогда идем в хату, — сказал мельник и сам пошел вперед.

Услышав топот мужских ног и скрип двери, Дмитрий Халов вскочил из-за стола, бросив недочитанную книгу, и привычным жестом поправил свою темно-русую шевелюру. На пороге стоял молодой человек с веселой улыбкой на добродушном лице.

— Асланбек! Да никак это ты?.. Здравствуй, дорогой! — вскрикнул пораженный Халов, бросаясь к товарищу и горячо обнимая его.

— Ну как, Митя, похож я на себя? — спросил Шерипов, заглядывая в лицо Халову.

— Господи, а я-то с перепугу и не узнала вас! — Настя, улыбаясь, всплеснула руками.

— Неужели моего полоса не узнала?

— Все пыталась вспомнить, да никак не могла.

— Испугалась?

— Конечно.

— Ну а как же это ты о конспирации забыла? Не зная меня, стала отвечать на вопросы, — весело улыбаясь, упрекнул ее Асланбек.

— Когда вы спросили: «У вас чужих нет?», я почему-то сразу решила, что это свой. Потому и ответила. Да к тому же я сильно испугалась, — стала оправдываться девушка, краснея.

— Пугаться в нашем деле опасно, Настенька, — заметил Дмитрий.