book

«Может быть».

«Могли бы Вы дать мне адрес?»

«Да». Смотрит в своеобразную энциклопедию: тщательно переводит что-то на клочке бумаги и передает мне. Название улицы — незнакомо… почему? Потому что в Майо’с Марин Баре 1 сверхблагодетельный обитатель Кембриджа Масс (зимующий по полгода в году в России, сочиняющий тем временем труд о театре) [137] Т.е. Г. Дана, он же Вергилий (о нем см. следующее примечание). дал мне свою визитку, украсив сперва ее обратную сторону названием (Volks) и адресом (который, кажется, не совпадает с тем, что у меня сейчас в руках) московского передового «Общества борьбы с неправильным руководством иностранцев». — Наш шарящий по карманам герой наконец эксгумирует дар Г-на Сочинителя, замечая «тут один американец живет: не знаю, здесь ли он сейчас…»

«пожалуйста» сказал служащий, взяв (до того как я успел сравнить адреса) визитку и перевернув ее. «Да» сказал он, прочтя фамилию личности благодетеля, «я думаю, он живет здесь».

«?» (Мое здесь означало СССР; его — Отель Метрополь).

«Позвонить ему?»

«конечно» (прямо-таки сконфуженно)

«…он сейчас спустится». И время стонет во сне времени… и профессионально поставленный голос почти раздраженно вопрошает «ну что же Вы меня не узнаете?», тут же добавляя «я думал Вы русский: дело в кепке — как Вы догадались, что тут все такие носят? Да, конечно, Ленин начал первым. Вы один? О боже, кажется, в Париже на стоянке столько жен — кстати, прошу прощения, не понял, что эта прелестная дама… Вы пропустили первое мая? Боже. Но как же Вы все-таки нашли мой адрес? Нет, не совсем! Ну! Странно все-таки, какие вещи случаются. Пойдемте, давайте: нам нужно поговорить — не будем ждать лифта: Вы заметите» (сереющим тоном) «что степень эффективности несколько… не то чтобы они не совершали чудес!» (вместе взбирается группа чуть менее мраморных-или-что-то — вроде) «Видите ту надпись — pair, rook, mah, care? Парикмахер, значит. Он отличный цирюльник, между прочим, если захотите постричься. Так, что я хотел сказать — а да, вы будете замечать множество слов, заимствованных из других языков; русский полон ими —»

<���…>

«Мне тут так нравится!» — лирически восклицает Вергилий [138] Имеется в виду Генри Уодсворт Лонгфелло (Гарри) Дана (1881–1950) — американский ученый, журналист, театровед. Собирал материалы по советскому театру с 1925 по 1934 гг. Был первым гидом Каммингса по Москве и вошел в роман под прозвищами Вергилий, ментор, Г-н Сочинитель, благодетель из благодетелей, Сивилла, сама доброта, чп (человек покойный), 3-й добрый малый из Кембриджа, наш ангел-хранитель, дантовский проводник и регистратор. Принимая за основу своего романа «Божественную комедию» Данте, Каммингс наделяет героев, спускающихся с ним в советский ад, соответствующими именами. , «Вы заметили особое ощущение в воздухе — напряженное?»

«Заметил ли я!»

и Данте заметил. Очевидно, один кубический дюйм Москвы по отношению ко всей метрополии Нью-Йорка — что касается «напряжения» — это как вся метрополия Нью-Йорка по отношению к безнапряжному Серебряному Озеру в Нью-Гемпшире [139] Озеро в Мэдисоне, штат Нью-Гемпшир, США. Там находился летний дом Каммингса. : вокруг, поперек, снизу, сзади, сверху меня самого поразительно не физические колебания сжимаются, расширяются, сталкиваются, смешиваются, убийственно плодятся: каждая доля, каждая частица атмосферы, в которой движется движение, моего движения, меня, без (го) родного города, безлюдных людей, наполнена до буквально чудовищной степени тем, что кое-как может быть названо принудительной психической беспорядочностью. При этом (по крайней мере, в этом отношении) Москва с ее неумолимо навязчивым менталитетом и просто сумасшедший Нью-Йорк (не говоря уже о весьма расслабленном Кембридже Масс и величаво спокойном Нью-Гемпшире) принадлежат разным вселенным… воистину, вошел я в новый мир, чьи обитатели сделаны друг из друга; с гордостью клянусь, что они не преминут заметить мою тень и движение листьев.

<���…>

Вниз по обгрызанной лестнице спускаюсь, возвращаюсь кое-как на сколь попросту нервную улицу, безжалостно повсеместные еще более агрессивные колебания, неискусно менее беспредельная одержимость. «Пожалуйста, давайте пообедаем вместе! Можем прогуляться потом, и я Вам покажу старые и новые здания Гей-Пей-Уу — Вы, конечно, знаете как расшифровываются эти три буквы — ГПУ; ах вовсе нет, совсем наоборот; Гей-Пей-Уу в высшей степени благожелательная организация, все эти слухи вокруг сущая чепуха: говорю Вам, пожалуй, самые умные и очаровательные люди, которых я знаю, работают в Гей-Пей-Уу; сами увидите, когда встретитесь с ними — вся эта затея совершенно иная, мой дорогой друг: все члены Гей-Пей-Уу — люди высочайшего калибра, специально отобранные за свой идеализм; это честь, понимаете: нетнетнет, они вовсе не полиция, они охранители пролетариата, и наверное самая замечательная организация в Советской России — вполне благородная и бескорыстная — да ведь меня самого обвиняли в причастности к Гей-Пей-Уу… но о чем это мы: да. Ну, если желаете, можем пойти в настоящее русское место; правда, боюсь Вы можете не выдержать — пахнет там не очень. Я туда сводил пару своих американских друзей недавно, кажется, им не приглянулась еда —»

обед (под землей) за где-то 2 рубля на душу

неплохой суп

сладко-кошмарные «макароны» и немясо (последнее не смог разрезать ни я, ни мой наставник: разделилось только когда по нему молотили несколько минут подряд)

ужасное парфюмированное питье

не вполне нормальный десерт

поистине великолепное зловоние («им стоило бы давать прищепки тут» говорит Вергилий, защемляя нос) будучи одним-единственным искупляющим моментом этого заведения, в остальном как в гостях в обычном дряном кафе. «Ой, мне нужно вернуться в гостиницу и принять таблетку — живот мой не такой как был раньше: боюсь, дал Вам очень плохое представление о Москве; Вас не надо было сюда вести — ну, думаю, удастся загладить это — покажу Вам мавзолей Ленина»

Осматривание Достопримечательностей

Лозунг всех лозунгов [140] Имеется в виду лозунг «Религия — опиум для народа», восходящий к словам К. Маркса в работе «К критике гегелевской философии права» (1844): «Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она — дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа». Сравнение религии с опиумом встречалось и ранее, одними из первых его использовали маркиз де Сад в романе «Жюльетта» (1797) и Новалис в сборнике афоризмов «Цветочная пыльца» (1798). См. также бурлескный скетч Каммингса «Мылигия — гашиш для народа» в приложении к настоящему изданию.

само по себе бескомпромиссно слабо выглядящее, появляется около заманчивых ворот, сквозь которые мы наталкиваемся на чудеснейшую глыбу почти бестоварищеского пространства: с одного из краев этой глыбы располагается