Вера Морозова - Привлеченная к дознанию...

Одесса бурлила. Началась октябрьская стачка 1905 года, бастовал порт, умолкли фабрики. На рейде взвился красный флаг. На улицах толпы народа. В комитете засели меньшевики.

Революция приближалась неотвратимо, словно девятый вал. При первом же известии о восстании Конкордия уехала в Москву. На одной из конспиративных квартир встретила Землячку, знакомую по Екатеринославу. Землячка, маленькая, хрупкая, в строгом черном платье, приняла радостно. Привычным жестом сняла пенсне и, щуря близорукие серые глаза, расспрашивала об Одессе. Больше всего интересовалась судьбой арестованного лейтенанта Шмидта. Землячка показала газету «Известия», напечатанную на шершавой желтоватой бумаге, с призывами к баррикадным боям. Землячка входила в пятерку по руководству восстанием, и задерживать ее Конкордия не посмела. При прощании Землячка сказала: «Конкордия — хорошее у вас имя! Конкорд — значит согласие!»

Громова получила явку на Малую Лесную.

Домик на Малой Лесной походил на провинциальную развалюшку. Придавленный снежной шапкой, с тусклыми стеклами. В нем всегда горел свет. Сугробы закрывали окна; обитая клеенкой дверь поддавалась с трудом. Но зато здесь имелось два выхода: один на Малую Лесную, где тропу зажимали разросшиеся кусты бузины, другой сливался с анфиладой проходных дворов, кончавшейся у оптовой лавки, неподалеку от Бутырки.

Хозяйка дома Мария Дмитриевна, миловидная, молодая женщина, из интеллигенток. Спокойная, неторопливая. У образа в красном углу светилась лампада. Темные блики расползались по стенам. Образок плохо уживался с внутренним убранством комнаты, заставленной ящиками и мешками.

Мария Дмитриевна, выслушав пароль, сразу же собрала на стол. Конкордия, продрогнув от долгого блуждания по незнакомой Москве, отогревалась у печи. В комнату частенько заглядывали молодые парни. Они тихо шептались о чем-то с хозяйкой и исчезали с тяжелой ношей.

В углу храпел какой-то верзила, сладко причмокивая губами. Мария Дмитриевна бесшумно двигалась по комнате, достала чугунок из печи. Запахло щами. Только теперь Конкордия почувствовала, как проголодалась за день. Хозяйка усадила ее за стол, придвинула дымящуюся миску.

Конкордию уложили на единственную кровать под ситцевым пологом. Утром она увидела: на полу вповалку спали рабочие. Положив красивую голову на руки, хозяйка прикорнула за столом. Очевидно, она не прилегла в эту ночь. Лицо ее припухло и казалось детским, напоминая чем-то Калерию.

Самовар фырчал, попахивал угольком.

Мария Дмитриевна налила Конкордии чаю, положила холодное мясо. Потом, осторожно переступая через спящих, повела в маленькую боковушку. На стене, оклеенной журнальными картинками, висела роскошная шуба, муфта, шапочка.

— Вам придется переодеться, маскарад выручает. В коробке из-под торта десять браунингов, отвезете их на Пресню. — Она поглядела на Конкордию и прибавила: — Боитесь — скажите. Здесь ничего зазорного нет. Найдут оружие — расстреляют на месте. Если спросят, откуда идете, назовите купца Мыльникова. Дом его на Бутырской, а родственников полным-полно! — наставляла Мария Дмитриевна.

Припоминая этот разговор, Конкордия и сейчас, сидя в саночках, улыбалась.

Сквозь метель разглядела всадников. Девушка вздрогнула, руки крепко прижали коробку. За время работы в подполье у Конкордии выработалось безошибочное умение предугадывать опасность. Напряглась, подалась вперед. Саночки окружили драгуны. Тяжелые лица будто высечены из камня. Взмыленные лошади.

— Стой! — Офицер щелкнул фонариком, направив луч на Конкордию.

Свет резанул, точно плеть. Конкордия быстро овладела собой. Чуть прищурив глаза, изящно наклонила голову и на отличном французском языке обрадованно воскликнула:

— Серж! Боже мой, какое счастье!

— Сударыня, не имею чести знать! — Офицер удивленно всматривался девушке в лицо.

Конкордия высоко подняла голову. Из-под куньей шапочки выбивалась каштановая прядь, лукаво искрились глаза, кокетливо изогнулась бровь, щеки раскраснелись на морозе.

— Полноте... Припомните бал у Корсаковых на Мойке. Мазурка была ваша... — щебетала она.

Офицер придержал лошадь. Ему осточертело гонять по морозу, подозревая в каждом смутьяна и бунтовщика. Даже на барышень стал подозрительно поглядывать. Балов у Корсакова кто не знал, на них съезжался весь Петербург. И он не раз танцевал в голубом зале. Не беда, что девушка перепутала имя, поклонников наверняка предостаточно. Но как хороша! Какая осанка, сразу видна порода...

— Вам нужны документы? — насмешливо переспросила Конкордия, подчеркивая нелепость инцидента. — Мама отговаривала меня от поездки в Москву, считала ее безумием. Но мне не верится: бунтовщики сильнее правительственных войск! К тому же княгиня Дондукова сегодня именинница, а я ее крестница! — Конкордия поклонилась ошеломленному офицеру, дотронулась до плеча извозчика. — Надеюсь вас там встретить.

— Прикажете записать-с? — Сухопарый приказчик с аккуратным пробором подобострастно вручил сверток.

Рука его, худая, пергаментная, раскрыла пронумерованную книгу.

— Нет, благодарствую. — Конкордия бросила кредитку на прилавок.

— Не желаете ли чашечку кофе? — осклабился приказчик. — Свежее мокко, только что получили... Лучшее в Ростове...

— Пожалуй. И бутерброды — боюсь, не скоро попаду домой. — Конкордия скосила глаза на окно, выходящее на Большую Садовую.

Там топтался шпик, помятый субъект, от которого ей не удавалось отделаться. Конкордия села за круглый столик и не спеша начала помешивать ароматный кофе. Да, братья Триоли — мастера своего дела...

Вот уже несколько месяцев, как она приходит в лавку Триоли делать несложные покупки. У нее даже кредит открыт. Пользуется им крайне осторожно, боясь потерять доверие хозяина. Живется трудно — денег нет.

Обыски, аресты, политические процессы... Весь этот 1906 год Громова в разъездах. Лишь последние три месяца обосновалась в Ростове. В комитете обещали достать «железку» — настоящий паспорт. Да случая подходящего не представляется.

Из Одессы уехала самочинно. Работать с меньшевиками, захватившими городской комитет, не могла. С горечью сравнивала себя с Кассандрой, пророчеству которой никто не верит. Партия готовилась к новому съезду. Фракционные перипетии и междоусобица чувствовались все больше. Нужен объединительный съезд. Но как должно произойти это объединение? Конкордия написала открытое письмо в Одесский комитет. Решила денек-другой выждать, спокойно все взвесить и отослать.

А тут новое огорчение: за ней идет слежка, усиленная, постоянная. Заметила ее неделю назад. Выходила из книжного магазина на Большой Садовой. Остановилась у витрины с новинками — проверялась. И вдруг шпик. В зеркале витрины хорошо разглядела его. Высокий блондин. В светло-серой тужурке, что вошли в моду в этом сезоне. На голове соломенная шляпа с пестрой лентой. С того дня незнакомец стал ее тенью — на проспектах, улочках, в переулках, проходных дворах. Изредка блондина подменял здоровенный детина с выпуклыми черными глазами. Кажется, заинтересовались всерьез.