Татьяна Кононова - На заре земли Русской [СИ]

— Я тебя своей назову, — промолвил он, глядя вверх, где под самой крышей копошились и глухо ворковали голуби. — Женой, ладушкой… Ты хочешь этого, Невзора? Сама-то хочешь?

Сердце замерло, когда сказал и умолк, переводя сбившееся дыхание. Когда сватался, все казалось совсем по-иному, а здесь, нынче, на чужом дворе, в чужой избе, в потемках, тайно… Нет, нет, нельзя! Но и оставить ее одну нельзя! А если не захочет? Побоится, отступит?

Невзора молчала долго. Дарен даже дышать перестал, ловя каждый ее вздох и силясь понять, печальный или счастливый. Она уже не плакала, только молчала, перебирая его волосы и едва касаясь щекой плеча. От этих прикосновений его бросало то в жар, то в холод, какой-то колючий шар стоял в груди, не давая вздохнуть, и он боялся, что если этот шар разобьется, рассыплется на сотни мелких осколков, то случится непоправимое.

Девушка медленно повернула голову. Ее нежная и сухая ладонь скользнула от его затылка к шее, тонкий смуглый пальчик провел вниз от уха к выступающей ключице, напряженному плечу. Коснулся ямочки над костью. Пробежался по темно-золотистым веснушкам на загорелой коже. Дарен задыхался от стиснувшего все внутри раскаленного стального кольца, но он был счастлив и поэтому чувствовал, что способен стерпеть все, лишь бы не закончилась эта ночь.

— Я хочу, — едва слышно выдохнула Невзора. И даже почти совсем неслышно — скорее, юноша прочел эти слова по движению ее губ. — Да, ясный мой, я хочу…

В дороге, за разговорами, время летело быстро. Одним человеком больше, одним меньше: кроме Некраса и двух купцов, появление Невзоры почти никто и не заметил. Она смирно сидела в крытой повозке, на постоях с привычным рвением готовила еду, стирала и штопала чужие рубахи, отмывала и оттирала льняными тряпками золотые и серебряные чаши, блестящие бусы, громовики и лунницы. И никто не знал, как опасно в ту пору на дорогах, ведь если бы хоть кто-либо был предупрежден, то девушку в путь бы не взяли и Дарену запретили.

Обоз со скрипом остановился: стрелы ранили запряженных впереди лошадей, и двигаться дальше стало невозможным. Желтолицые узкоглазые воины-степняки набросились на обоз из лесной засады с трех сторон. Защитники выхватывали оружие из ножен, врывались в нестройные ряды кочевников, пробивая защиту, сбрасывали их с седел, те, кто был пешим, — подрубали подпруги и разбрасывали под ноги лошадям камни.

Уже в самой гуще сражения до затуманенного слуха вдруг донесся приглушенный женский крик. Мгновенно забыв об обозе и обо всем на свете, Дарен рванулся назад, не сдерживая разгоряченного коня, не заметил, как под копыта попали несколько человек из общей невообразимой свалки. Спешился, расчистил мечом себе путь и бросился наперерез воину, который прижимал спиной к себе светловолосую девушку в алом сарафане.

На миг они остановились друг против друга. Дарен уже устал и успел где-то подставить под удар левую руку: вдоль рукава темнели кровавые дорожки, но меч в другой руке он сжимал крепко. Правда, в замешательстве не знал, что делать, чтобы достать острием врага и не задеть пленницу: она стояла к нему ближе и не могла сдвинуться с места, а увлекать степняка в гущу боя было нельзя: нельзя понапрасну рисковать жизнью девушки, ведь первой погибнет она, а не противник.

— За бабью юбку прячешься? — крикнул Дарен, хоть и смутно соображал, что кипчаки языка славянского не понимают. — За девкой свою шкуру хоронишь? — он протянул вперед меч. — Оставь ее, хочешь честного боя — я готов!

Ответом ему был поток ругательств на непонятном наречии. Одной рукой враг обхватил девушку за шею, приставив ей к горлу кривой нож, другая у него была расслабленно опущена, и Дарен, заметив это, быстро метнулся вбок, выбросил вперед руку с оружием, почувствовал, что задел, но недостаточно: ударом в руку убить было никак нельзя. Бросил взгляд на побелевшую, как полотно, Невзору: она уже не сопротивлялась, почти безвольной тряпичной куклой висела в железной хватке степного воина. Глаза ее были закрыты, голова запрокинулась назад, нож оставил на шее пару неглубоких царапин, губы потеряли алый цвет: очевидно, ей было трудно дышать.

Дарен предпринял еще одну попытку достать мечом соперника, подошел совсем близко, так, что услышал тихий звон степной кольчуги, но ударить не успел: расслабленная на первый взгляд рука кочевника, оказалось, держала другое оружие, за спиной пленницы не видное сразу. Дарен ни развернуться не успел, ни принять клинок на клинок; холодное железо резко ударило под ребра, пробив плотно сомкнутые щитки, он судорожно вздохнул и начал медленно оседать наземь.

Невзора, только на мгновение приоткрыв глаза, увидела, как он упал на колени в снег, согнувшись от боли. Даже крикнуть не смогла — от страха и тревоги все внутри сжалось. Изловчившись, она наклонила голову и вцепилась зубами в руку воина чуть выше кожаной перчатки. От изумления тот ослабил хватку, она вырвалась, не думая об опасности, подбежала к любимому, упала на колени рядом, схватила его за плечи, не позволяя упасть. По щекам ее катились злые, досадные слезы, оставляя на смугловатой коже грязные дорожки, царапины на шее сильно саднили, но она не обращала на это внимания, она совсем забыла о себе, только шепотом повторяла дорогое имя.

Сил у молодого дружинника совсем не осталось. Словно сквозь мутную пелену он видел, как противник разжал руки и выпустил девушку, видел, как она очутилась рядом с ним, но уже ничего не слышал. Мельком подумал, что Невзоре слишком тяжело удержать его, но если он сам не выдержит и упадет, то защищать ее и других будет почти некому. Собравшись с духом, он попытался встать, но с резким движением жаркой волной накрыла боль. «Если уж падать, то хоть ничком, так кровь остановить получится, и, может, жив останусь», — пронеслось где-то на задворках сознания. Оттолкнув Невзору, чтобы не упасть на нее, он рухнул в грязный и окровавленный снег. Мелкие колючие льдинки оцарапали лицо.

Вдруг сквозь шум и звон пробились чьи-то незнакомые голоса, но Дарен сразу понял, что это — свои, хоть и трудно было поверить в такое чудо, что люди пришли на помощь столь далеко от засечной черты. Он попытался встать, уперевшись одной рукой в снег, но от первого же движения его замутило, перед глазами все поплыло. Звон железа и крики вокруг стали громче. Кто-то опустился рядом, подхватил его, держа под грудь и за пояс, поволок вперед по грязному и мокрому глубокому снегу.

— Держись, парень, смотри в небо, на меня смотри, — пробасили над самым ухом. С трудом разлепив отяжелевшие веки, Дарен увидел молодое лицо, заросшее курчавой русой бородой. Небо покачивалось из стороны в сторону, и он стал смотреть на своего спасителя, который ни на купца, ни на дружинника похож не был. — Потерпи, скоро дойдем!