Артур Феличе - Багровый хамсин

Фараон сидел задумавшись.

Где же та божественная, несокрушимая власть царей Египта, о которой ему твердили с малых лет?.. Не есть ли он прямой потомок царей-богов, правивших некогда Долиной?.. Его божественное происхождение доказано жрецами. Его род насчитывал до семидесяти пяти царей и властвовал пять столетий… Что же случилось?.. За что прогневались на него боги?.. Каждый день ему доносят о чьем-нибудь неповиновении… Из сорока четырех бывших областей под его властью не осталось и половины; остальные перестали признавать его сборщиков и не платят обычной подати; с северо-восточной границы до него доходят тревожные вести; с запада Долине грозят кочевники. Куш не желает больше посылать своих сыновей в войска египтян; каменоломни и золотоносные копи, приносившие еще недавно сказочный доход его сокровищницам, заброшены, другие из них ограбляются дикими племенами Шазу и Менту; третье наводнение Нил не дает обычного урожая; оросительные укрепления и насыпи портятся, и не хватает средств их исправлять; торговля с иноземцами замирает; производство полотен, глиняных изделий и папируса — былой славы Египта — уменьшилось до последних пределов; вывоза и ввоза товаров не стало; во многих областях свирепствует богиня Тефнут — люди умирают, как трава под песками хамсина; не хватает рук снимать с полей колос; стебли лотоса гниют, не собранные людьми, поля не засеваются…

Фараон вздохнул.

Надо умилостивить богов. Надо пожертвовать во все главные храмы государства побольше скота, земли и рабов. Боги, задобренные щедрыми подарками, не посмеют вредить ему, — и мир и благоденствие снова водворятся в обеих странах.

Слуга доложил о приходе первого жреца Бакнихонсу.

Лицо фараона оживилось.

— Мудрый Бакнихонсу всегда приходит во-время. Ввести его с должным почетом. Пенроирит, скажи, чтобы поставили кресло для первого жреца.

Бакнихонсу вошел и простер руки в знак благоговения перед сыном Ра, потом благословил его. Шкура пантеры волочилась за ним по плитам пола, в знак его высокого сана. Фараон встал с трона и лично усадил Бакнихонсу в подставленное слугами кресло, — это было особой, редкой милостью «благого бога».

— Воззри на меня, восходящее Солнце, — начал жрец, — я пришел к тебе с дурной вестью…

Глаза фараона испуганно раскрылись.

Опять дурная весть?..

— Я не хотел посылать к тебе гонца, жизнь рожденных, ибо слова этих людей — как финики в разорванном мешке: они утекают, как вода с верховьев Нила… Пусть чело твоего величества не омрачается моей вестью, ибо мудрость не должна бояться дурных вестей… Она ищет лишь путей, как избежать зла… А пути эти в пределах наших сил…

Фараон внимательно слушал. Рука его, опиравшаяся па ручку трона, дрожала.

— Что случилось?..

Бакнихонсу оглянулся.

— Я не вижу здесь твоей матери, пресветлый Ра, великой царицы Нефтис, правившей в дни, когда еще локон украшал твое правое ухо. Ее мудрое слово не будет лишним в нашем деле… Я не вижу здесь и мудрого Нахтмину, советника твоего величества. Нам должно обсудить и решить все на общем совете, чтобы впоследствии нам не сказали: «Вы поступили необдуманно, как малые дети»…

Фараон приказал пригласить на совет царицу и Нахтмину.

— Пусть государственный муж пройдет со стороны садов твоего величества, — добавил Бакнихонсу, — у пилонов дворца стоит толпа просителей, они могут задержать его… Толпа беснуется, она обвиняет во всех своих несчастьях великого Нахтмину, — лев должен бояться рассерженных гиэн, ибо они в гневе своем свирепы…

Фараон вспыхнул.

Толпа у пилонов?.. Недаром он слышал крики со стороны канала. Да пошлют боги огненный дождь на головы этих крикунов, они нарушают его покой!.. Почему их не разгонят ливийцы-стражи?.. Чего они медлят?..

Царица Нефтис, войдя, поцеловала край одежды сына и склонила голову перед простертыми руками Бакнихонсу. На ней была длинная белая одежда из сирийской ткани и драгоценное ожерелье из настоящего «мафката». Рубиновый «урей» венчал головной убор царицы.

Она метнула взгляд на стоящего позади трона Пенроирита и села на покрытые шкурой жираффа ступени.

Нахтмину, миновав на набережной толпу каменщиков, вошел во дворец со стороны великолепных садов фараона. Он вступил босыми ногами на изразцы приемного зала, как прощенный милостью своего владыки раб, и пал ниц перед его стопами. Фараон поднял его знаком руки и пригласил сесть.

Когда высший совет был в полном составе, Бакнихонсу объявил, подняв горестно руки к небу:

— Я только что получил тайное донесение из Мен-нефера о нежданной смерти священного быка.

Присутствующие вздрогнули.

— Дурной знак!..

Царица застонала и разорвала в знак печали одежду на груди.

— Итак, — продолжал Бакнихонсу, — Апис из стада твоего величества умер; оракул не изрек еще имени виновного в его смерти… Пока все это — еще тайна… Но в первый же большой праздник, посвященный Пта, народ захочет увидеть священного быка, и тогда — горе нам, если мы не сможем вывести его из храмовой обители… Верующие будут бесноваться… На улицах начнется свалка, жрецам придется отбиваться, как воинам… И куда это поведет — ведомо одним богам…

— Что же детать? — спросил, бледнея, фараон.

Нахтмину поцеловал его сандалию и предложил:

— Нам следует немедля искать другого Аписа, как это делалось с начала времен… Похоронить священного быка подобает с особой торжественностью, а также облечься в одежды скорби… Самое же главное — следует раздать народу хлеба и пива и тем привлечь его к себе… Вот что сказал бы твой верный раб, прах у ног твоих, пыль от твоих сандалий, если бы твое величество соизволил преклонить к нему свой милостивый слух…

Фараон растерянно смотрел то на одного, то на другого и молчал.

— Да простит мне благородный Нахтмину, — возразил жрец, — мудрый совет его годился бы во всякий другой раз, но не в этот… Сегодня же я получил другое известие, что в стадах Ипета родился новый Апис, и «хек» Ипета строит на нем свои права на священный «урей». Как только мы объявим о смерти Аписа, Ипет восторжествует, скажет народу о своем Аписе, и трон твоего величества пошатнется, — мы читали о таких примерах в старых книгах… Боги Ипета восторжествуют над нашими, их Амон отберет себе все наши сокровища, и ваши боги упадут вместе с твоим божественным родом… Хсоу станет простым городом, и слава о твоем величестве умрет вместе с оплотом твоей власти — жрецами…

В детских еще глазах фараона мелькнул ужас; он попробовал сделать величественный, подобающий своему сану, жест, хотел что-то сказать, но вдруг отвернулся к спинке трона и закрыл руками лицо.

— Пусть не сокрушается сердце твоего величества… Царь — это руки государства, а жрец — его голова… Пусть руки будут щедры, и голова будет мудра в своих советах…