Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

Меня немного мучили угрызения совести: уж слишком категорично я заверил ее, что это вовсе «не сплетни». Но Геза сам вполне серьезно сказал о женитьбе.

Это было в начале декабря, когда я зашел к ним на Вышеградскую улицу. Конспиративное общежитие на Розовом холме раскрыли. Бела Сёке, нилашист, провалился — дознались, что он только выдавал себя за него; всей компании пришлось срочно покинуть пристанище. С часу на час их могли накрыть. Студенты коллегии поступили в «Кишку», представлявшую собой нечто вроде полувоенной дружины, служившей прибежищем для дезертиров. Я на несколько дней нашел приют в семье Пишты Вирагоша. Геза оказался прав: нилашистские соседи после недавней потасовки притихли, ничего не предприняли. Они просто исчезли из дому, по всей вероятности захватили более комфортабельное жилье. Пишта все же нервничал; оставаться у них дольше мне не следовало. В сущности, он был прав. Я на него не в обиде. Пришлось ютиться ночь то у одного, то у другого знакомого. Лили? В то памятное утро, когда пришлось срочно «испариться» из квартиры на Розовом холме, она, взяв свой чемоданчик, отправилась в город, погруженный в туман. Я проводил ее до парадного и долго смотрел ей вслед. Посредине улицы она остановилась, оглянулась и, махнув рукой на прощание, зашагала дальше. Вскоре она исчезла в тумане. В то утро густой туман окутал весь город.

Я пошел к Гезе, а может, к Шари? Или к обоим? Не ради себя. Нашей подпольной группе нужна была «белая» квартира — надежная явка. Группа Сопротивления… С Дюси я имел постоянную связь. Получал от него различные задания — встретиться там-то с тем-то… передать зашифрованное извещение тому-то… пачку листовок… Он никогда ничего лишнего не говорил, кроме прямых указаний, что было вполне оправданно. Но из заданий — с кем мне предстоит встретиться, кому передать то или иное — я мог составить себе некоторое представление о действиях организации, о том, что ведутся переговоры с какой-то группой офицеров.

Для деловой встречи понадобилось отыскать совершенно нейтральное место — «белую» квартиру.

Я назвал Дюси Чонтошу адрес Гезы, вернее, Шари. Тот усмехнулся.

— Трогательный брачный союз. Неужто ему суждено стать символом сплочения передовых сил нации?

Но более надежного места явки он не мог предложить и согласился, чтобы я позондировал почву.

Без особого желания и с каким-то очень неприятным осадком после этого разговора я направился на Вышеградскую улицу.

Накануне вечером я побывал в одной квартире на четвертом этаже Дворца Клотильды и передал поручение. Сравнительно беспрепятственно и без особого риска я передвигался по затемненному городу, где было введено столько всяких запретов, что соблюдать их просто не представлялось никакой возможности. Меня снабдили довольно надежным удостоверением. Не поддельным, а подлинным документом, подписанным начальником особого отдела генерального штаба. Хотя лишь господу богу было известно, что значит надежный документ, кто против кого конспирирует, в чью пользу шпионит. Улицы были почти безлюдны и полностью затемнены. Казалось, линия фронта застыла. Нам было известно, что русские стоят где-то между Вечешем и Юллё. В сущности, это было расстояние одной зоны пригородной электрички…

Меня предупредили, как звонить в ту квартиру, что на четвертом этаже. Там собралось многолюдное общество. Женщины, мужчины. Они пили, играли в бридж. Окна наглухо были задернуты шторами. По-моему, в Пеште никогда не выпивали столько спиртного, как в те недели.

Собравшиеся не должны были знать, кто я такой и зачем пришел. Да я и не предполагал, что застану там столь многолюдную компанию. Когда я вошел, все присутствующие с нескрываемым любопытством уставились на меня. Стало как-то неловко и очень досадно. Какая-то красотка, с поразительно белой кожей и с рыжими, как ржавчина, волосами, в коротком вечернем платье, воскликнула:

— А вот и посланец нового мира! Смир-но! — На нее зашикали и поспешно увели, хотя она и сопротивлялась. Пела, хохотала и даже ухитрилась помахать мне рукой: — Доброй ночи… милый лейтенантик… доброй ночи! — Она пела модную песенку периода воины из репертуара известной шансонетки Каталин Каради.

Я уже решил было повернуться и уйти, но тут ко мне подошел какой-то капитан и, взяв под руку, отвел в сторону:

— Мне кажется, вы ищете меня… Я барон Тибор Ференци.

Да, действительно я искал его.

Барон был рослый, хорошо сложенный мужчина, с резкими чертами лица и холодными синими глазами, — в общем, красавец средних лет, в полном расцвете сил. Левая рука у него была на перевязи. Хорти и его клика еще задолго до 15 октября 1944 года предприняли зондаж по различным каналам у союзников. Им удалось перебросить через линию фронта, обманув бдительность немцев, одну или две неофициальные делегации для переговоров с советским командованием. В этом начинании принял участие и барон. Но когда они возвращались, система обеспечения безопасности не сработала и их обстреляли уже по эту сторону фронта, где они поставили свое сторожевое охранение. Тогда-то его и ранило. Впрочем, он пользовался репутацией исключительно храброго человека, к тому же ненавидящего нацистов.

— Помилуйте, господин капитан, в такой шумной компании? — сказал я негодующе. — Я рассчитывал встретиться с вами в иной обстановке. Нехорошо получилось!

Барон был под хмельком. С виду вроде бы не очень, но по его дыханию я почувствовал, что выпил он изрядно. Сначала оторопев немного, он затем снисходительно опустил здоровую правую руку мне на плечо и иронически заметил:

— Эти, мой друг? — И обвел компанию глазами в красных прожилках. — Эти-то пуще ваших масс мечтают, чтобы самое трудное осталось поскорее позади.

Он сообщнически подмигнул мне, оставаясь вместе с тем надменным, грубоватым, какими обычно бывают захмелевшие люди. Но возможно, он и не был так уж пьян. Вдруг он отдернул руку, словно опасаясь, как бы не испачкать ее о мое плечо. Правда, я понял, что это движение прямого отношения ко мне не имело. И все же я с удовольствием смазал бы его по красивой физиономии. Возможно, он инстинктивно почувствовал рефлекторное движение моих мускулов, потому что тут же обхватил меня за плечи так, чтобы прижать мою руку.

— А все же выпьем по стаканчику, не так ли, боевой товарищ? Все равно дела нашей распрекрасной Венгрии чертовски плохи! Все пошло прахом!

Он чуть ли не силой заставил меня выпить стакан вина.

Передав ему сообщение, я сразу же распрощался. Пока я говорил, он рассеянно кивал, словно речь шла о приглашении на ужин.

Спустя несколько недель барона Тибора Ференци, после провала Дюси Чонтоша, схватили. Чрезвычайный военный трибунал нилашистов приговорил его к смертной казни. Приведен был в исполнение приговор или нет — документально не подтверждено, но он как в воду канул, его никто и никогда больше не видел.