Георгий Демидов - Оранжевый абажур : Три повести о тридцать седьмом

Насильственная коллективизация крестьянских хозяйств и непосильные темпы индустриализации ввергли народ в голод и нищету, которым не видно конца. Сын возражал «маловерке» расхожей фразой о том, что социализм в белых перчатках нельзя построить. Что для преодоления технической отсталости и создания в кратчайший срок обороноспособности социалистического государства необходимо идти на жертвы.

Старая народница сердилась. Кто говорит о перчатках? Бывает неизбежна даже кровь на руках. Но только тогда, когда дело идет о преодолении активного сопротивления революции. Большевики же кладут на прокрустово ложе своей железной политики трудовое крестьянство, лишая его права распоряжаться собой и продуктами своего труда. Они загоняют палками целый народ в какой-то казарменный политический социализм! Теперь сердился уже сторонник генеральной линии партии. Его мать все еще оставалась в плену воззрений русской интеллигенции начала века. Следуя этим воззрениям, надлежало бы и хирургию запретить как «негуманный» раздел медицины. Пусть их развивается гангрена или раковая опухоль, только бы не взять в руки нож! Мать кричала, что большевики всегда отличались способностью передергивать аргументацию своих противников и что они действуют не как хирурги, спасающие больного, а как вивисекторы, подобные доктору Моро из фантастического рассказа Уэллса. Этот маньяк, как известно, пытался перешагнуть через естественный ход эволюции живых существ, посредством жестоких операций, придавая им человекообразный вид, а еще более жестоких законов, навязывая им человеческую психику. Но причиняя своим подопытным невероятные страдания, он ничего не добился. Споры эти, как и всегда в таких случаях, не переубедили ни ту ни другую сторону, и каждый остался при своем мнении.

Однако в том, что не касалось прямо политических убеждений сына, мать оказывала на него огромное влияние. Она привила ему некий кодекс представлений об обязанностях в обществе подлинного гражданина. Независимо от политической или религиозной веры, которую он исповедует, этот гражданин обязан быть абсолютно нетерпимым ко всем и всяческим проявлениям социальной неправды и несправедливости. Такими были дед и отец Миши, и как было бы хорошо, если бы и он пошел по их стопам, сделался бы юристом! Эта профессия, как и все другие гуманитарные профессии, теперь не в моде. Все хотят стать инженерами. Но педагог или философ, организуя и формируя общественное сознание, совершает не меньшую, а наверное, большую работу, чем технический специалист, проектирующий производственные предприятия или конструирующий машины. Юстиция же, утверждал старый правовед, требует от посвятившего ей себя человека не только специальных знаний, но и ряда смежных, таких как психология, например. Юрист обязан быть сведущим в истории, философии, классической литературе. Но ему мало быть просто эрудированным специалистом. Настоящий поборник законности должен обладать еще и мужественным и честным характером.

Убежденные слова матери сделали свое дело. Незаметно для себя сын уверовал в свое призвание юриста. Его решению посвятить себя служению Правде немало содействовало также чтение книг из библиотеки деда. Многие из этих старых книг отождествляли понятия Правды и Закона. Тем более, считал молодой комсомолец, это должно быть верно для понятий революционной справедливости и социалистического закона. Читал он французских просветителей восемнадцатого века и классиков немецкой философии, русских писателей. Понимал, конечно, не все. Но немалая начитанность наложила на него отпечаток, из-за которого сверстники прозвали его полупочтительным-полупрезрительным прозвищем «интеллигент». Десятилетку он уже окончил с отличием и служил в одном из мелких учреждений городка, что было неинтересно и бесперспективно. Чтобы продолжить образование, отсюда надо было уезжать. Это было тем более необходимо, что матери Корнева врачи настоятельно рекомендовали сменить климат. Жизнь с больным туберкулезом мужем не прошла для нее даром. В легких стареющей женщины все быстрее развивался давно тлевший в них процесс. Вместе с сыном она решила переехать на родину, в большой южный город. Здесь на городском кладбище затерялись где-то могилы ее родителей. А главное, тут находился старый университет, который закончил в свое время дед Миши.

Переезд удалось осуществить без особого труда. Закон о прикреплении рабочих и служащих к месту их работы издан еще не был. Не было еще и больших ограничений по части прописки. Работа для старой учительницы, конечно, нашлась. Ей с сыном предоставили даже комнату при окраинной школе-семилетке.

А вот университета в прежнем понимании слова тут больше не было. В годы организации здешней республики ее руководители сочли, по-видимому, что от самого названия «университет» отдает чем-то непролетарским. К тому же как учебное заведение он трудно управляем по причине разношерстности даваемых им специальностей. И бывший университет разукрупнили, превратив в целый ряд узкоспециальных институтов. Таким образом возник из его прежнего юридического факультета и нынешний Юридический институт, что, конечно, ничего по существу не меняло.

Поступить в те годы в этот институт даже представителю социальной категории «служащие и их дети» было не так уж трудно. Правда, потерпев крушение при попытке поступления в технические, сельскохозяйственные и медицинские вузы — были уже такие, которые пробовали свои силы во всех этих направлениях, — многие из привилегированных сословий рабочих и крестьян направлялись в непопулярный тогда Юридический. Но Корнев сдал почти все экзамены на «отлично» и оказался первым среди поступавших. На решение приемной комиссии оказала, возможно, некоторое влияние справка, предусмотрительно добытая матерью Корнева. Эта справка гласила, что его отец умер в царской ссылке. В пользу приема говорило и членство потомственного интеллигента в комсомольской организации.

С первого и до последнего курса студент Корнев был на отличном счету у преподавателей, за что и прослыл среди сокурсников неисправимым «академистом». Это была едва ли не ругательная кличка, особенно во времена «дальтон-планов» [15] Дальтон-план — см. примечание на с.115. и «бригадных методов» обучения. Правда, эти революционные нововведения в учебной практике высших учебных заведений еще сохранились только в первый год учебы Корнева.

Его «академизм» выражался в неподдельном интересе интеллигентного парня даже к таким занудным и явно ненужным в практической работе предметам, как римское право или основы формальной логики. Особенно презирали эти предметы и всех, кто проявлял к ним непонятный интерес, те из сокурсников Корнева, кто считал свою учебу в Юридическом крупной жизненной неудачей. Вместо почетного участия в деле создания материальной базы социализма — что было бы в случае, если бы они были приняты в Политехнический, — будущим юристам предстояла унылая служба в суде или прокуратуре, постоянное общение со всякого рода жульем и подонками или совсем уж сомнительная с точки зрения настоящего пролетарского студента деятельность члена какой-нибудь адвокатской коллегии. Были среди студентов Юридического и такие, которые почти не делали секрета из того, что работать по приобретаемой сейчас специальности они не собираются. Институтский диплом они были намерены использовать только как «поплавок» в карьере административного или торгового работника. Тем более что в этих областях деятельности нелишне иметь и некоторые юридические познания.