Георгий Демидов - Оранжевый абажур : Три повести о тридцать седьмом

В начале века, в первые годы после первой русской революции, студент юридического факультета Киевского университета, адвокат с 1913 года, будущий «сталинский Торквемада» принадлежал к меньшевистской фракции русских социал-демократов. Отстраненный за свои политические взгляды от подготовки на профессорскую должность при университете, Вышинский не был, тем не менее, сторонником радикальных революций. Вместе с товарищами по меньшевистской партии, впоследствии объявленной Лениным «злейшим врагом революции и рабочего класса», он разделял эволюционистские взгляды на историю. Социализм является мечтой угнетенных классов и всех прогрессивно мыслящих людей. Но единственно верный и относительно безболезненный путь к нему пролегает через буржуазную демократию, парламентаризм и легальную борьбу рабочего класса за свои политические права. Путь этот долог и извилист. Попытки грубо, по-носорожьи спрямить этот путь не способны принести ничего, кроме братоубийственных войн, разрухи и одичания народа, имеющего несчастье взрастить в своих недрах слишком много нетерпеливых и горячих голов. Об опасности преждевременных пролетарских революций предупреждал еще сам Маркс с его выводом о неизбежности и целесообразности таких революций только в странах развитого капитала. Первый русский марксист и друг Энгельса Плеханов считал, что в России с ее экономической и культурной отсталостью преждевременной является даже сама постановка вопроса о захвате в ней власти рабочим классом. Этому классу, учили вожди меньшевиков — Мартов, Дан, Аксельрод, нужна не борьба с либеральной буржуазией, а своего рода союз с ней. И не только на время буржуазнодемократической революции, как полагал в начале века и вождь большевиков Ленин, а всегда.

Голоса сторонников социальной эволюции, допускавших лишь умеренные революционные скачки, звучали весьма убедительно и не могли не отразиться на политическом мышлении трезвого рационалиста Вышинского.

Произошло, однако, исторически наименее вероятное. Умело использовав единственное в своем роде состояние и распределение социальных и политических сил в России, сравнимое по своей неопределенности лишь с некоторыми периодами Смутного времени, власть в ней захватили большевики. Те самые большевики, которых до этого как политическую партию, никто особенно всерьез не принимал. Они были активны, но относительно малочисленны. И почти неизвестны в народе, если не считать некоторой части солдат-фронтовиков, спровоцированных газетой «Окопная правда», и питерских рабочих. А главное, их идеи, особенно идеи мировой социалистической революции, были чужды крестьянской массе, основной, хотя только еще пробуждающейся, политической силы России. Революционность русского крестьянства, да и то только беднейшей его части, не шла дальше мысли о разделе между бедняками-хлеборобами жирного блина помещичьей земли. Несмотря на свою бедность, это была та стихия, которую Маркс называл мелкобуржуазной. В океане этой стихии мало кто даже слышал его имя. Как, впрочем, и в массе русских рабочих, составлявших лишь три с половиной процента от тогдашнего населения России. Даже при отнесении к рабочему классу тех двух с половиной миллионов батраков, которые все еще оставались полукрестьянами, особенно по складу своего социального мышления.

Совершившаяся в полуфеодальной империи пролетарская революция произошла как бы в нарушение исторических законов, в том числе и формул общепризнанного теоретика подобных революций — Маркса. Поэтому большинство опытных политиков, как в России, так и на Западе, не приняли ее всерьез. В худшем случае — она нечто вроде Парижской коммуны. Огромным толпам охтинских рабочих, оставивших фронт солдат и покинувших свои корабли балтийских матросов не трудно было сломать слабое сопротивление охраны Зимнего — безусых юнкеров-необстрелков и полуопереточной женской гвардии позера и фразера Керенского. И объявить низложенным его слабое и нерешительное по причине своей разношерстности, избыточной интеллигентности и размагничивающего чувства временности Временное правительство. Но это — начало, не имеющее продолжения. Большевики не смогут решить бесчисленного множества проблем, вставших перед ними после захвата власти, — политических, военных, финансовых, экономических. Сами они ничего не умеют, а поддержки себе не найдут ни в ком, кроме разве ничтожного числа индустриальных рабочих. Мужик же русский их просто не поймет. Но тот же мужик был весьма склонен прислушиваться к программе «социализации» земли, т. е. справедливого раздела всех имеющихся в государстве пахотных земель между семьями землепашцев в зависимости от размеров этих семей, которого требовала партия социал-революционеров. Большевики пошли на союз с этой партией, хотя, наверное, уже тогда они считали его не более чем временным тактическим приемом. Присоединенный к их лозунгам эсэровский лозунг «Вся земля — крестьянам» не замедлил сыграть свою решающую роль. В сочетании с требованием мира любой ценой, пусть даже «похабного», он почти мгновенно превратил русских солдат сначала в дезертиров, а потом и в бойцов революции. Но революции гораздо в большей степени крестьянской по сути, чем рабочей.

Ленинский принцип превращения войны империалистической в войну гражданскую на территории бывшей империи восторжествовал быстро. Толчком к этой войне послужил массовый «красный террор», объявленный большевиками в ответ на попытку чиновников-специалистов оказать сопротивление новой власти при помощи забастовок и саботажа и мелкие пока контрреволюционные заговоры офицерства и буржуазии. После расстрелов в Петрограде волны политической ненависти покатились по России, вызывая массовые убийства, казни, погромы и пожары. Масштабы жестокости и затяжной характер начавшейся гражданской войны вряд ли предвидел даже Ленин. Все противоречия — классовые, сословные, национальные, накопившиеся за сотни лет существования огромной империи, проявились и нашли свое выражение в этой кровавой всероссийской свалке. Много раз казалось, что русскому государству наступает конец и что его народ, изнемогший от идейного разброда, голода и разрухи, вот-вот навсегда потеряет свою национальную самостоятельность и политическое значение в мире. Он, однако, выстоял и на этот раз. А бывшая монархическая держава превратилась в страну «победившего пролетариата». Точнее, в государство партии большевиков.

Теперь о случайности этой победы не могли говорить даже самые ярые из противников большевизма. Было совершенно очевидно, что она явилась результатом героизма и самоотверженности бойцов Красной Армии, воодушевленных идеей организации справедливого социального строя. Но это было только одной из причин успеха. Вряд ли даже эта фантастическая самоотверженность и идейное единство спасли бы большевиков от поражения, если бы не их руководство во главе с Лениным. Оно сочетало энтузиазм и решительность со способностью политического предвидения и не гнушалось проявлениями макиавеллизма, когда дело шло о судьбах Революции. Большевистский Центральный комитет, в конечном счете всем руководивший и за все отвечавший, твердо соблюдая главное направление революционной и военной стратегии, в тактических деталях проявлял маневренность и гибкость, нередко весьма далекие от рыцарских методов ведения войны. При высокой гуманности конечных целей революции, объявленных ее вождями, для них была характерна беспощадная жестокость не только к политическим противникам, но и к своим, если они допускали колебания, нерешительность или малейшее сомнение в верности большевистских догм. Практически не принимавший участия в начавшейся после Октябрьской революции вооруженной политической борьбе, бывший участник студенческих сходок и митингов, Вышинский мог со стороны наблюдать разницу в результатах между тактикой интеллигентного гуманизма и политической «порядочности», столь свойственных его собратьям по меньшевистской партии, и макиавеллиевской практикой большевистского руководства. Чего стоила уже только одна способность этого руководства идти на соглашения и даже политические союзы со своими идейными противниками с заранее продуманным намерением их потом уничтожить! Так поступили с теми же эсэрами и батькой Махно после того, как соглашение с ними о пропуске красных войск через Гуляй-Поле в тыл врангелевцам решило исход гражданской войны. Так же поступили и со многими националистическими группировками и даже с шайкой Мишки Япончика, когда эта шайка помогла красным овладеть Одессой. Большевики не гнушались даже такой мелочью.