Марина Аэзида - Хасинто. Книга 1

Как странно… Благополучие сеньора стало для Хасинто не менее важным, чем собственное. Не понять, почему так случилось, и не вспомнить, в какой день. В тот ли, когда де Лара, несмотря на нанесенное оскорбление, принял его в оруженосцы? Или позже, когда хвалил за успехи? Или когда не поверил в клевету Ордоньо? Или совсем недавно, когда позаботился о Хасинто, пригласив лекаря, когда утешал, догадавшись, что он плачет по другу? А может, повлияло все вместе?

А ведь когда-то Хасинто ехал в земли дона Иньиго с тяжелым сердцем и — даже не верится! — чуть ли не смерти ему желал. Неужели это и впрямь было? Поразительно! Кажется, будто всего лишь сон — смутный, нехороший. Хотя с того дня и года не прошло…

Кто-то из древних мудрецов говорил: omnia fluunt, omnia mutantur — все течет, все меняется. Как же он был прав! И еще неизвестно, какие перемены ждут в грядущем… Увы, человеку не дано провидеть судьбу. Жаль. Скольких ошибок и невольных грехов удалось бы избежать!

Хасинто очнулся от мыслей, лишь услышав хлопанье двери и вопрос:

— А что это вы до сих пор не спите?

Он вздрогнул и повернул голову. На пороге стоял сеньор, а позади него топтался паж, сжимая в руках факел.

Хасинто вскочил на ноги и поклонился. Де Лара, слегка покачиваясь, подошел к кровати и сел.

— Зажги лампу, — приказал он пажу, — потом можешь идти.

Мальчишка сделал, что велено, и скрылся за дверью. Сеньор повторил вопрос:

— Так почему не спишь? Скоро светать начнет.

— Не знаю … Просто не хотелось.

— Правда? — на лице дона Иньиго читалось недоверие.

— Да. То есть, я пытался заснуть — не вышло.

— Рука?

И рука, и мысли, но это не повод жаловаться. Хасинто снова опустился на шкуры и заверил:

— Я сейчас же засну, обещаю.

— Хм… Это еще неизвестно. А завтра тебе вряд ли удастся отлеживаться до полудня… Почему ты не попросил у ибн Якуба те капли? Кажется, вчера они помогли.

— Он сказал, что больше нельзя.

— Ясно.

Иньиго Рамирес вздохнул и, опершись руками о кровать, тяжело поднялся. Затем выглянул за дверь. Скоро оттуда донеслись голоса, но слов Хасинто не разобрал.

Вернувшись, сеньор стянул сапоги и блио, остался лишь в нижней рубахе, но укладываться не спешил. Сидел на кровати и чего-то ждал. Чего именно, Хасинто понял через несколько минут, когда на пороге появился слуга. Он держал небольшой кувшин, в каких обычно хранили вино. Что же это, де Лара собрался пить сейчас, хотя и без того пьян после пира? Вроде бы именно от подобных поступков Гонсало просил его удержать.

— Ему отдай, — велел дон Иньиго, указав на Хасинто пальцем.

Слуга поставил кувшин возле шкур и тут же удалился. Хасинто в недоумении воззрился на де Лару.

— Пей, — велел тот. — Иначе до утра будешь мучиться.

— Сеньор, но…

— Я. Сказал. Пей.

Возражать и дальше он не посмел и сделал несколько глотков. Потом еще. Потом поставил кувшин и вопросительно глянул на дона Иньиго: выпивать все, наверное, необязательно? Но тот даже не смотрел в его сторону — взгляд был обращен на все еще раскаленную жаровню — Хасинто не забывал подбрасывать в нее угли.

Он выпил еще. Терпко-сладкое вино ласковым огнем разлилось по телу. Голову затуманило, она стала воздушной, а на плечи, напротив, навалилась приятная тяжесть. Даже дышать стало легче, и тревога отступила, спрятавшись в глубинах души. Рука по-прежнем болела, но беспокоила при этом меньше.

— Тебе лучше? — спросил де Лара.

— Да… Наверное…

— Хорошо. Сделай еще пару глотков, чтобы «наверное» превратилось в «точно». И ложись спать.

Он снова послушался. А потом неожиданно для себя самого спросил:

— Сеньор, а вы бы хотели знать, что будет дальше? Ну, в будущем?

— А что, по вашему, будет?

— Не знаю. Просто я подумал… — Он отхлебнул еще. — Если бы люди знали, как все может повернуться… Наверное, тогда жить стало бы проще.

— Тебе сложно живется?

— Нет… Или да. Н-не знаю. Вот если бы Диего знал заранее, что погибнет…

— А если бы обо всех возможных смертях знали его отец и мать — особенно мать — они бы единственного сына вообще никогда и никуда из родового замка не выпустили. Но достойная ли это жизнь для кабальеро? Ото всех бед не убережешься, Чинто, и, наверное, не нужно.

— Наверное… Но есть ведь еще всякие дурные помыслы или поступки. От них-то можно уберечься! Если знать. Ну вот когда я ехал к вам и… о плохом думал. А если бы з-заранее знал, то не грешил бы в м-мыслях и…

— Чинто, ты душу решил облегчить? — сеньор усмехнулся. — Мне все равно, что ты там думал. Мне важно, что ты думаешь сейчас. Еще важнее, что делаешь. Или не делаешь. А исповедоваться будешь перед падре.

— Да, сеньор, — Хасинто снова потянулся к кувшину. — И все же…

— Руки прочь, — процедил де Лара и добавил: — Довольно вина и довольно болтовни. Поставь кувшин на стол и — спать. Светает.

Хасинто глянул в окно: небо и впрямь посерело. Он убрал кувшин, потушил лампу и, подождав, пока Иньиго Рамирес уляжется, тоже распростерся на ложе.

— Доброй вам ночи, сеньор.

— Доброй ночи, — зевнув, откликнулся де Лара.

Когда Хасинто закрыл глаза, то голова закружилась. Неприятное ощущение. Впрочем, оно быстро прошло, и его затянуло в спасительный сон.

Утром третьего дня Иньиго Рамирес вместе с идальго Васкесом и шестью рыцарями покидал крепость. Эх, если бы Хасинто не был покалечен, сеньор наверняка взял и его. Ведь Гонсало сопровождает пленных, а Диего… Диего…

Хасинто опустил глаза, но тут же поднял, тряхнул головой и снова уставился в спины отъезжающим воинам. Дон Иньиго уже скрылся за воротами, а он все равно смотрел и смотрел ему вслед.

Пусть Господь убережет сеньора в пути, дарует ему удачу, вернет сына! Это всё, о чем Хасинто сейчас молит!

Знать бы, когда де Лара вернется. Чтобы не волноваться. До разрушенной крепости всего-то несколько часов верхом, но, возможно, оттуда Иньиго Рамиресу придется отправиться дальше. Так он сказал и, как в прошлый раз, прибавил:

— Не знаю, когда вернусь и вернусь ли.

Будто не мог ответить что-то определенное! Или хотя бы соврать. Можно подумать, не понимал, что о нем станут беспокоиться. Хасинто уже себе места не находил, хотя де Лара только-только скрылся за стеной. Что его там ждет? Неизвестность. Опасность. А возможно, и смерть.

Он бы многое отдал, чтобы разделить с сеньором и то, и другое, и даже третье. Mierda! Все из-за руки, да чтоб она… Нет, не нужно, чтоб отсохла. Тогда он навсегда останется калекой. Прости, Господи, что возроптал, не подумав.

Следующие дни тянулись так долго, что казалось, будто недели прошли. А ведь Хасинто почти всегда был чем-то занят — Алварес находил для него дело. Отвести лошадей в стойло или собак на псарню. Отыскать кого-то из вассалов. Отдать поручение слугам. Выяснить, все ли готово к трапезе. Обойти ночью крепость и проследить, чтобы все было спокойно.