Элиф Шафак - Стамбульский бастард [litres]

Но как бы Асия ни хотела высказаться в таком смысле, она только ответила:

– Вообще-то, он армянин.

– Так я и подумала, – улыбнулась Армануш.

Пять минут спустя они уже были в салоне татуировок.

– Добро пожаловать! – немного хрипло и протяжно приветствовала их тетушка Зелиха и сердечно обняла девушек.

Духи у нее были резкие: смесь пряностей, дерева и жасмина. Черные волосы рассыпались по плечам буйными кудрями, отдельные пряди были опрысканы чем-то блестящим, и вся великолепная грива мерцала при каждом движении в свете галогеновых ламп. Армануш взирала на нее в изумлении, теперь ей стала понятна смесь восторга и страха, которую Асия с самого детства испытывала по отношению к матери.

Внутри салона было что-то вроде маленького музея. При входе висела огромная фотография: женщина неопределенной национальности повернулась спиной к зрителям, чтобы те могли во всех подробностях разглядеть украшающую ее тело затейливую татуировку. Миниатюра была османской поры. Похоже на изображение какого-то празднества, от плеча к плечу натянут канат, акробат балансирует над пирующими. Старинная миниатюра на спине современной женщины производила потрясающее впечатление. Под картинкой шла английская надпись: «ТАТУИРОВКА – ПОСЛАНИЕ ВНЕ ВРЕМЕНИ».

По всему салону были расставлены витрины с образцами татуировок и украшениями для пирсинга. Рисунки для татуировок делились на несколько категорий: «Розы и шипы», «Истекающие кровью сердца», «Пронзенные сердца», «Путь шамана», «Жуткие мохнатые чудовища», «Гладкие, но не менее жуткие драконы», «Патриотические мотивы», «Имена и числа», «Симург и собрание птиц» и, наконец, «Суфийские символы».

Армануш подумала, что никогда еще не видела, чтобы в такой малолюдной комнате было так шумно. Помимо тетушки Зелихи, там находились странного вида человек, с оранжевыми волосами и иглой, какой-то подросток с матерью, которая никак не могла решить, уйти им или все-таки остаться, и еще два волосатых небритых типа, которые, казалось, совершенно выпали из времени и пространства и походили на не совсем оклемавшихся от тяжелого наркотического трипа рокеров семидесятых годов. Один из них развалился в огромном кресле, громко жевал резинку и трепался с приятелем, а на его голень тем временем наносили татуировку в виде огромного багрового комара. Как выяснилось, человек с иглой был помощником тетушки Зелихи, сам тоже талантливый и самобытный художник. Армануш наблюдала за его работой и дивилась тому, сколько шума производит одна маленькая иголка.

– Не волнуйся, звук куда сильнее боли, – заметила тетушка Зелиха, словно прочитав ее мысли, подмигнула и добавила: – Тем более что этот клиент уже привычный, у него это, кажется, двадцатая. Люди иногда подсаживаются на тату, не могут остановиться. Каждая новая татуировка тянет за собой еще одну. Странно, что всякие программы по борьбе с зависимостями еще не занялись этим вопросом.

Армануш молча поглядывала на рокера. Может, ему и было больно, но виду он совсем не показывал.

– А вообще, это зачем? – спросила она. – Что может заставить человека захотеть набить на лодыжке багрового комара?

– Зачем? – усмехнулась со знающим видом тетушка Зелиха. – Мы тут никогда не спрашиваем зачем. В нашем салоне мы не признаем так называемую норму. Чего бы клиент ни захотел, у него точно есть на то причины, о которых он, возможно, и сам не подозревает.

– А как насчет пирсинга?

– Та же самая история. – Тетушка Зелиха с улыбкой указала на свой проколотый нос. – Вот этому знаешь сколько лет? Девятнадцать! Я его сделала, когда была в возрасте Асии.

– Да вы что?

– Правда. Закрылась в ванной, вооружилась стерильной иглой, маленькой морковкой, кубиками льда для обезболивания и, конечно, всей своей яростью. О, я так злилась на все, особенно – на свое семейство. Я сказала себе, что сделаю это. И проткнула нос. У меня руки дрожали от волнения, так что в первый раз я промазала и попала в перегородку. Крови было… Но потом я навострилась и со второго раза проткнула ноздрю.

– Ничего себе, – повторила Армануш, правда сейчас ее, кажется, стал несколько напрягать оборот, который принимала их беседа.

– Ага! – горделиво похлопала себя по носу тетушка Зелиха. – Я привинтила колечко и с важным видом вышла из ванной. Мне тогда очень нравилось бесить маму.

Асия, до которой донеслись последние слова, с веселым изумлением поглядела на мать.

– Я хочу сказать, что проткнула нос, потому что это было запрещено. Турецкой девушке из традиционной семьи сделать пирсинг? Да об этом и речи быть не могло, поэтому я взяла и сама его сделала. Но теперь настали другие времена. Для этого есть наш салон. Мы консультируем клиентов, некоторым отказываем, но никогда никого не судим. И никогда не спрашиваем, зачем и почему. Это я еще в юности поняла. Можешь сколько угодно осуждать людей, они все равно поступят по-своему.

В этот момент паренек оторвался от витрин, посмотрел на Зелиху и спросил:

– А вы можете нарисовать дракону хвост подлиннее, во всю руку? Я хочу, чтобы он спускался от локтя до кисти, ну, чтобы казалось, будто он у меня по руке ползет.

Мать не дала Зелихе ответить:

– Ты, вообще, в своем уме? Ни за что! Мы же договорились, что-то совсем простенькое и маленькое вроде птички или божьей коровки. Никаких драконов, этого я тебе не разрешала.

Два часа подряд Армануш и Асия наблюдали за происходящим в салоне. Клиенты сменяли друг друга. Пришли пятеро старшеклассников, все хотели проткнуть брови. Но, как только стерильная игла прошла через бровь первого, его товарищи тотчас передумали. Потом заглянул футбольный фанат, хотел, чтобы ему набили на груди эмблему любимой команды. Следом явился какой-то радикальный националист и потребовал, чтобы ему на кончике указательного пальца вытатуировали турецкий флаг, чтобы всякий раз, грозя собеседнику пальцем, он как бы размахивал флагом. Потом внушительного вида белокурая певица-трансвестит хотела вытатуировать имя возлюбленного на костяшках пальцев. А затем пришел мужчина средних лет, который среди всей этой публики казался до ненормальности нормальным. Это был Арам Мартиросян.

Aрам был высокий, довольно крупный, красивый мужчина, с добрым, но усталым лицом, темной бородой и изрядно поседевшими волосами. Когда он улыбался, на щеках всегда появлялись глубокие ямочки. Умные глаза поблескивали из-за очков в толстой оправе. Он так смотрел на тетушку Зелиху, что сразу было видно, как он ее любит. Любит, уважает и чувствует. Когда он говорил, она за него жестикулировала, а когда она жестикулировала, он договаривал нужные слова. Эти две сложные личности, казалось, обрели друг с другом удивительную гармонию.