Элиф Шафак - Стамбульский бастард [litres]

Сначала Армануш заговорила с ним на упрощенном английском, она всегда так делала, когда беседовала в Стамбуле с каким-то новым человеком. Она представилась, очень медленно и ритмично выговаривая все слова, так иногда разговаривают с детьми. К своему удивлению, услышала в ответ беглую, свободную речь с легким британским акцентом.

– У вас такой прекрасный английский, – не удержалась она. – Позвольте спросить, где вы приобрели такой британский прононс?

– Спасибо, – ответил Арам. – Я учился в Лондоне, и в бакалавриате, и в магистратуре. Но, если хотите, можем говорить по-армянски.

– Не могу, – покачала головой Армануш. – Ребенком я немного научилась говорить по-армянски у бабушки, но родители были в разводе, и я никогда не задерживалась в одном месте надолго и приезжала всегда с перебоями. С десяти до тринадцати лет меня каждое лето посылали в армянский детский лагерь. Там было весело, и армянский мой значительно улучшился, но потом я снова все забыла.

– Меня армянскому тоже бабушка учила, – улыбнулся Арам. – Вообще-то, и мама, и бабушка единодушно считали, что мне надо расти сразу с двумя языками, но расходились во мнениях о том, какие это должны быть языки. Мама считала, что в школе мне надо говорить по-турецки, а дома – по-английски, ведь они уже тогда решили, что я уеду из этой страны. Но бабушка была непоколебима. В школе – турецкий, дома – армянский.

На Армануш, несомненно, подействовала харизма Арама, но еще больше пленила его скромность. Они обсудили армянских бабушек – их разновидности, встречающиеся в диаспоре, в Турции и в самой Армении.

В половине седьмого тетушка Зелиха оставила салон на своего помощника, и они вчетвером направились в ближайший кабачок.

– Арам и тетушка Зелиха хотят сводить тебя в таверну, чтобы ты не уехала из Стамбула, не узнав, как мы обычно выпиваем по вечерам, – пояснила Асия.

Дорога пролегала по полутемной улице, и там они набрели на какой-то многоквартирный дом, из окон которого прохожих разглядывали проститутки-трансвеститы. Те, что высовывались из окон первого этажа, были настолько близко, что Армануш могла разглядеть в деталях их кричащий макияж. Одна из них, здоровенная тетка с толстыми губами и ярко-рыжими волосами, полыхавшими в темноте, как фейерверк в ночном небе, со смехом бросила им что-то по-турецки.

– Что она сказала? – спросила Армануш у Асии.

– Что у меня роскошные браслеты и что их, похоже, слишком много!

К удивлению Армануш, Асия, недолго думая, сняла один из своих бисерных браслетов и вручила рыжеволосому трансвеститу. Тот с радостью принял дар, надел его на руку с ярко-алыми холеными ногтями и поднял баночку колы-лайт, словно пил за здоровье Асии. Армануш изумленно взирала на эту, достойную Жана Жене [15]   Жан Жене (1910–1986) – французский писатель и поэт. сцену. Как это все уживается на одной неприглядной стамбульской улице: кола-лайт с ванильно-вишневым вкусом, бисерные фенечки, терпкий запах спермы и детская радость?

Таверна оказалась очень стильным, но также и весьма оживленным заведением рядом с Цветочным пассажем. Стоило им сесть за столик, как два официанта подкатили к ним тележку со всякими закусками.

– Давай, Армануш, продемонстрируй нам еще разок твой потрясающий кулинарный словарь, – обратилась к ней тетушка Зелиха.

– Посмотрим, что у них тут… сарма-яланчи, туршу, патлыджан, топи`к, энгинар… – Армануш стала называть блюда, которые официанты выгружали на стол.

Гости приходили парами или компаниями, и минут через двадцать в ресторане не осталось свободных мест. Среди всех этих незнакомых лиц, звуков и запахов Армануш совсем потеряла чувство места. Это все могло бы быть и в Европе, и на Ближнем Востоке, и даже в России. Тетушка Зелиха и Арам пили ракию, Асия и Армануш – белое вино. Тетушка Зелиха курила сигареты, Арам дымил сигарами, а вот Асия, очевидно не курившая при матери, прикусывала щеки изнутри.

– Ты этим вечером что-то не куришь? – спросила Армануш у сидевшей рядом с ней подруги.

– И не говори! – вздохнула Асия и, перейдя на шепот, добавила: – Тсс… Тетушка Зелиха не знает, что я курю.

Армануш очень удивилась, что Асия, с такой строптивостью и почти садистским удовольствием не упускавшая случая как-нибудь позлить мать, была такой пай-девочкой, когда дело касалось сигарет.

Они непринужденно болтали целый час, а официанты тем временем приносили одно блюдо за другим. Сначала подали мезе – холодные закуски, потом теплые закуски, горячее и, наконец, разнообразный десерт и кофе.

«Похоже, здесь так принято, – подумала Армануш. – Не ты выбираешь что-то из меню, а тебе выносят все меню, так что и заказывать не надо».

Когда стало совсем дымно и шумно, она придвинулась поближе к Араму и собралась с духом, чтобы задать давно мучивший ее вопрос:

– Арам, я понимаю, вы любите Стамбул, но вы никогда не думали о том, чтобы переехать в Америку? Ну, то есть вы могли бы, например, жить в Калифорнии, там очень много армян.

Арам добрую минуту пристально смотрел на нее, словно хотел разглядеть во всех подробностях, потом откинулся на спинку стула и загадочно засмеялся. Армануш стало не по себе, он словно отгораживался от нее этим смехом. Но вдруг он ее неправильно понял?

Она подалась вперед и попыталась прояснить свою мысль:

– Если вас притесняют, вы всегда можете уехать в Америку. У нас большая армянская диаспора, представители которой с радостью помогут вам и вашим родным.

На этот раз Арам не стал смеяться, а улыбнулся ей теплой, но немного усталой улыбкой:

– Зачем мне это делать? Армануш, моя милая, почему я должен захотеть уехать? Это мой город. Я родился и вырос в Стамбуле. Мои предки жили тут еще пятьсот лет назад. Стамбульские армяне – такие же стамбульцы, как стамбульские турки, курды, греки и евреи. На протяжении веков нам удавалось уживаться всем вместе, а потом случилось что-то ужасное, и все пошло не так. У нас нет права на повторную ошибку.

В этот самый момент снова появился официант с блюдом, на котором лежали жареные мидии, жареные кальмары и жареная выпечка.

– Я знаю каждый уголок в этом городе, – пригубив ракии, продолжил Арам. – Я люблю слоняться по этим улицам утром и вечером, люблю совсем навеселе брести по ним среди ночи. Люблю по воскресеньям завтракать с друзьями на берегу Босфора и люблю один гулять среди толпы. Я влюблен в суматошную красоту этого города, во все эти паромы, музыку, в его предания, в его грусть, в его цвета, в его черный юмор.

Повисла неловкая пауза, Арам и Армануш словно издали приглядывались друг к другу и понимали, что разделяют их отнюдь не только километры. Он подумал, что в ней слишком много американского, она решила, что в нем слишком много турецкого. Страшная пропасть разделяла тех, чьи предки смогли остаться, и тех, чьи семьи были вынуждены бежать.