Алексей Толстой - Собрание сочинений в десяти томах. Том 7

Вот некоторые из этих записей А. Толстого:

«Крестьянину не давай обрасти, но стриги его, яко овцу, догола…

(Из Посошкова. «Многие дворяне говорят, крестьянину не давай обрасти и т. д.» Вошло в роман.)

…Многие дворяне, на службе не быв, живут у наживочных дел… Пролазом добиваются начальства.

(Оттуда же.)

…Без дров озябаем студеной смертью.

(Из челобитной крестьян стольнику Безобразову, 1684 г. Вошло в роман.)

…Имена собакам. Кобели: Пироне, Эоис, Астон, Флегои. Суки: Паллас, Нимфа, Венера.

…Шведы бросились со страшной фурией.

…Подступил он к великому князю благочинно, смирно, урядно. Стал поодаль царя. Человечно, тихо, бережно, весело.

…Карлы: Игнашка, Арапы: Томос, Сека, Абрам.

…Софья долго противилась идти в монастырь (ночь, разговор с Веркой). Хотела убежать в Польшу. Является Прозоровский (и Волков), уводят в монастырь. Там ее встречает Ромодановский и распоряжается охраной (Волков).

…Лефорт. Никуда не годился как полководец и адмирал. Его сила — убеждение, новые горизонты. Женат на Елизавете, русской. Жену бил. Сын Генрих.

…Петр: Завтра день гулящий. Извольте ко мне быть поскоряй, чтобы мне веселяй было. Еще прошу, — непременно завтра. Вас о едином прошу: ни для чего, только для бога и для души моей, держи свой пароль… Ваш камрат Питер.

(Из письма Петра к А. Меньшикову.)

…Такой снежной зимы не помнили в Москве. Обозы насилу пробивались к заставам. С Поклонной горы видать только кремлевские башни да купола — сизые дымы над бугристой белой равниной. А больше ничего не видать. Обозные мужики дожидались, покуда заиндевелые лошаденки отдышатся, — поглядывали на страшный город — невиданные снега занесли его по самые крыши.

(Первоначальный набросок зачина первой главы второй книги романа.)

…Вопил на постельном крыльце шумко. Иван Ендогуров. Вольно тебе лаять, шпынок турецкий, из-под бочки тебя тащили, робёнок, сынчишка боярский, мартынушка-мартышка, отец твой лаптем шти хлебал, сулил сыромятную кожу.

(В несколько видоизмененном виде вошло в эпизод ссоры бояр Буйносова и Мартына Лыкова.)

…Он соскочил босой в длинной до пят рубашке, подбежал к секретеру и вынул из ящика футляр. В нем лежала алмазная диадема. Он присел на кровать и…

— Мило, но я видала вещицы и получше. Вы хотите меня этим купить, ваше величество.

— Я хочу, чтобы вы поехали в Варшаву.

— К королю Августу?

(Вероятно, первый набросок сцены — король Карл и Аталия Десмонт.)

…Унимать словесно и ручно…

…Бес ходил по келье и воздыхал, но ничего не сделал, только из рук четки вырвал.

(Из «Жития» протопопа Аввакума.)

…Свет мой ненадсадный. Горлица пустынная. Трелюбезный. Краше красного солнца, светлее светлого месяца, белее белого снегу, милее отца и матери и роду-племени.

…В Москве одна уборщица волос. Некоторых убирали за трое суток. Боярышни за три дня до выезда сидя спали, чтобы убору не испортить.

(М. Щербатов, «О повреждении нравов в России». Вошло в роман.)

…Полагая печаль свою на господа бога, велел палить из всех пушек жестоко.

…От пушечной стрельбы и от бомб стала в городе великая теснота, люди пребывали в погребах и ямах, и был плач, страх и ужас на них великий.

…Он отпотчевал меня московским тотчасом. Изволь спросить, для чего с таким небрежением делается такое главное дело, которое в тысячу раз головы его дороже.

(Из письма Петра о Виниусе. Вошло в роман.)

…Сорочить — болтать.

…Приведен в шубенке, бос и без рубахи. Допрашивать его против тех изветов невозможно для того, что он вне ума и говорит что ненадобно. Говорил нелепые слова в отступлении ума.

…Я — детинишко скудный и бедный, беззаступный и должный.

(Снабжено заголовком писателя: «стиль». Последняя фраза вошла в роман, ее говорит Голиков Петру.)

…С Ивашкой Хмельницким был бой, и он нас пошиб.

(Из переписки Петра, шутливое сообщение о бывшей пирушке.)

…Были рабынями, стали богинями.

(Это как бы образная формулировка той внутренней темы, которая проходит у писателя через ряд эпизодов третьего тома, — тема «новой женщины». (См. подглавку «Купанье в Измайловском», «Валтасаров пир».)

…Сестрорецкий завод, якоря, цепи, ружья, пистолеты, шпаги. Водяные машины. Кроме казны, работал из частных лиц. Лучший в Европе…

…Имена: Петрушка Тютюря… Федот Бабанин, Оська Плешивый, Блудов, Якшихильдеев, Ивашко Гроб, Макар Дрыганов… Спиридон Ярица… Федька Грош… Плесунов, Тимошка Бритва, Максим Чика… Кабацкий голова Федот Брюхов. Василий Забабурии — станичный атаман.

(Эта запись выразительных имен и прозвищ — заготовка к главе о казацких волнениях.)

…Аустерия трех фрегатов. Сцена. Петр пьет с капитанами, штурманами, мастерами. Курят. Жуют табак. Пьют ром и перцовку. Рассказы о небылицах, о кораблекрушениях. О банке при устье Эльбы, где корабли засасывает с мачтами».

Записи А. Толстого дают возможность познакомиться с намечавшимися писателем вариантами некоторых глав «Петра». Например, писатель хотел сначала показать заточение царевны Софьи в монастырь, а затем оставил этот план, дав бегло образ Софьи в монашеском одеянии в сцене встречи с ней Петра у гроба умершей царицы Натальи Кирилловны.

Писатель предполагал еще во втором томе дать пребывание Саньки Бровкиной в Стокгольме и Париже, намечая поместить главу об этом между главами: «Андрей на Выге у Нектария» и «Выступление армии к Нарве». Но эта глава о Саньке в Париже, при дворе короля Людовика, все откладывалась и откладывалась писателем. Только сообщения о ней других лиц, слухи об успехах ее за границей, о пребывании ее в Гааге успел дать Толстой в третьем томе.

В тетрадях писателя есть записи, которые относятся к третьему тому «Петра» и намечают некоторые эпизоды дальнейшего продолжения романа. Одна из записей указывает на то, что должно было следовать после главы, рисующей победный штурм Нарвы:

«Глава шестая: 1. Петр в Юрьеве. 2. Взятие Нарвы. 3. Графиня Козельская и Меньшиков. Глава седьмая: Санька в Париже. Глава восьмая: Святки в Москве. Всешутейший собор. Голиков пишет портрет».

Писателю нередко приходилось переносить некоторые эпизоды в более отдаленные главы. По свидетельству Л. И. Толстой, закончив VI главу взятием Нарвы, писатель решил перенести в следующую главу приезд графини Козельской: «Она должна была явиться к Петру в лагерь — в очень пышном сопровождении, переодетая в мужской наряд, — послом от короля Августа. Она надеялась поразить и очаровать Петра и стать его любовницей. Но Меньшиков перехитрил графиню, разгадав ее и воспользовавшись сам ее благосклонностью…» (см. Воспоминания о писателе Л. И. Толстой. Послесловие к третьему тому; «Петра Первого», Гослитиздат, 1945, стр. 152).