Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

— Могу подержать собаку, если желаете, мадам Бонапарт, — услышала я позади себя чей-то голос.

Это был весельчак капитан Шарль в своих сапогах с красными кисточками. Он сиял, начищенные латунные пуговицы сверкали. Я с удовольствием передала Фортюне ему на руки. Капитан огладил собаке уши и даже поцеловал в макушку.

— Позвольте мне иметь честь проводить мадам Бонапарт к ее карете?

Придерживая собаку одной рукой, другую он предложил мне.

— А как же?.. — Я обернулась: обо всем ли позаботились?

— Я настаиваю, мадам. Мы должны беречь вас. — Он открыл дверь кареты и потянул за ступеньку, которая с лязгом опустилась. Затем, сделав витиеватый взмах рукой в перчатке, капитан пригласил меня садиться.

— «Мы»? — Мой дорожный набор уже принесли сюда: лекарства, карты таро, роман «Кларисса» и дневник (в который я сейчас пишу).

— Святые и я.

Я улыбнулась. Он такой милый.

— Кто достал подушки? — В провинции их сегодня не найти.

— Я. Советую вам сесть спиной к лошадям. — Капитан приготовился закрыть дверцу. Я прикоснулась к подоконнику. — О, сюда я бы руку не клал, — сказал капитан. Я посмотрела на белую перчатку: кончики пальцев испачкались пылью.

Капитан Шарль снял свои перчатки.

— Они подойдут вам, мадам. У меня очень маленькие руки. Видите? — Он поднял руку; действительно, она была как у ребенка.

Перчатка пришлась мне впору.

— Вы благородный и добрый человек, капитан Шарль. — Я несколько раз глубоко вздохнула и прислонилась головой к твердой потрескавшейся коже внутренней обивки.

«Будь сильной, — сказала я себе. — Падать в обморок не годится». По крайней мере, сейчас, в самом начале этого долгого и опасного путешествия.

29 июня 1796 года, Брияр

Мы всего два дня в пути, а уже изнываем.

Полковник Жюно сердится — двигаемся слишком медленно. Мой деверь Жозеф не совсем здоров (из-за действия ртути) и не желает страдать молча. Слава богу, с нами капитан Шарль — только он и весел.

5 июля, четыре часа пополудни

Только что вернулись после освежающей прогулки вдоль реки. Чувствую себя ослабевшей; когда остальные наши спутники ушли вперед, мне даже пришлось опереться на руку капитана Шарля. Поболтали как старые друзья: о моде (очаровательные шляпки леггорн с высокой тульей, которые сейчас носят женщины, прекрасно выглядят с распущенными и развевающимися волосами); о дне рождения капитана Шарля (ему сегодня исполняется двадцать три, он еще так молод!); о моих детях (уже скучаю по ним); о чтении (капитан рекомендовал «Страдания молодого Вертера» немецкого писателя Гёте). Потом поговорили на более серьезные — финансовые — темы: о поразительном обесценивании нашей валюты, о сильнейшей инфляции.

— Я так понимаю, вы финансовый агент, — осмелилась я проявить осведомленность.

— Это не то, чем гордятся солдаты, мадам. — Капитан отбросил черные кудри от глаз — голубых, таких голубых глаз. — Особенно перед женой командующего генерала.

— Уверяю вас, капитан: я никому не скажу. — Тем более Бонапарту.

— В таком случае — да, сознаюсь: я агент, работаю в «Боден компани», инвестиционной компании, находящейся в Лионе. Братья Боден — их двое — из Рима. Мы вместе росли.

— Я однажды имела дело со спекулянтом в Лионе. Кажется, он упоминал фамилию Боден. Я тогда получила невероятный доход от торговли селитрой, а затем еще и кружевом. Это вас удивляет? — спросила я, заметив его реакцию.

— Ну… это просто так неожиданно…

— Женщины вполне могут заниматься коммерцией, капитан, — пропела я.

— Да, мадам, но не похоже, чтобы вы… — Он покраснел.

Видимо, хотел сказать: «…не похоже, чтобы вы нуждались в деньгах».

— Не стану докучать вам рассказами о том, как мы с детьми сидели без хлеба во время террора.

— Ну что вы, мадам… Ваш рассказ не может быть скучным.

— В наше время это довольно обычная история. Как и многие, мы потеряли все, а мой муж — в придачу еще и жизнь, его собственность конфисковали. У меня на руках осталось двое детей, их надо было кормить и учить. В таких обстоятельствах каждый делает то, что должен. — Прозвучало пафосно, но, по правде сказать, я получала удовольствие от заключения сделок. Занятия коммерцией давали мне окрыляющее ощущение свободы.

— А теперь, муза наших побед, у вас есть все.

— Все, включая долги!

Теперь я жена Освободителя Италии, и мои расходы увеличились более чем вдвое. Ко мне как к жене Освободителя Италии обращаются за благотворительными взносами, и не в моем характере отказывать в такой ситуации.

— Вероятно, мадам, я мог бы помочь в этом отношении. — Капитан помолчал. — Простите, может быть, я вас обидел?

— Н-нисколько, — сказала я с запинкой. Щеки у меня пылали.

11 июля, на рассвете

Через полчаса уезжаем. Нам дали одеяла из медвежьих шкур, чтобы завернуться, маски из бобрового меха и козырьки из тафты, чтобы защитить глаза от ослепительного блеска.

Горы громоздятся над нами, как великаны. Меня вдруг охватила дрожь, не имеющая ничего общего с лихорадкой. Я переложила ближе к сердцу миниатюрные портреты Гортензии и Эжена из небольшого бархатного мешочка для драгоценностей, подшитого к нижней юбке. И спрятала за корсаж подаренную Лазаром медаль Святого Михаила — для храбрости.

Бенедиктинское аббатство Новалеса

Закончили подъем. Нас несли на стульях по опасным утесам маленькие старики-горцы. Это даже страшнее, чем я считала.

12 июля, Турин

Сегодня утром поздно отправились в путь — из-за того, что наша карета оказалась неправильно собранной: по узким горным тропам ее по частям перевозили на спинах мулов, подкованных специальными шипастыми подковами. Поэтому Жюно запретил остановки вообще, и, когда въезжали в крошечный, но величественный город Турин, я уже мечтала об отдыхе. Как вдруг увидела полк французских всадников под командованием молодого человека в форме адъютанта… и сердце у меня упало.

— Огюст! — Жюно выпрыгнул на ходу из нашей кареты. — Что тут такое?

— Генерал отрядил меня сопровождать мадам Бонапарт в Милан. — Адъютант взглянул на меня, прикоснувшись к шляпе. — Но прежде король Сардинии запросил аудиенции.

Жюно с усмешкой похрустел костяшками пальцев.

— Выходит, король этих сонь учится кланяться? Нам, республиканцам? Это хорошо. Думаю, стоило бы проявить любезность и предоставить королю такую честь.

— Вероятно, я неудачно выразился, — помявшись, поправил себя адъютант. — Его величество запросил аудиенцию у жены генерала.

Лизетт починила шлейф моего шелкового платья цвета слоновой кости и достала жемчужины, зашитые в подол нижней юбки. Я искупалась, нарумянилась и напудрилась, мне сделали прическу.