Семён Васильченко - Не той стороною

Все время он хлопотал о переводе на более ответственную работу. Это долго ему не удавалось. Недавно он получил отпуск и уехал в Сочи, о чем Стебуну было известно. Теперь же вдруг снова оказался дома.

Стебун и Кровенюк не разговаривали друг с другом после разговора о дискуссионном клубе. Кровенюк дулся. Но теперь, очевидно, что-то произошло, что заставило его забыть обиду.

Он был в штатском, сиял весь и первый ухмыльнулся, подавая виновато Стебуну руку.

Стебун изумленно ответил на приветствие и с любопытством замедлил шаг.

— Вы демобилизовались? — спросил он сочувственно.

— Месяца два… Из губкома Диссман за меня хлопотал.

— Гм! — Стебун скрыл злую усмешку. — Вы же уезжали в отпуск?

— Да, я ездил, но, знаете, оппозиция все… Из-за этого приехал. Еду в распоряжение губкома на юго-восток.

— Эх-ха! — скривился в чувстве недоумения Стебун. Пересилив себя, он принял подкупающе-дружественный вид и с видимым бесстрастием резонерски возразил:

— Ну… Причем же тут оппозиция? Нам работники нужны всегда.

Кровенюк не согласился с этим доводом и увлеченно стал объяснять:

— Работники нужны, но не представься случай — никто обо мне и не знал бы. А оппозиция склоку развела, я и пригодился. Вы знаете: у них настоящая фракция. Разводят нелегальщину.

— Да, говорят, — согласился Стебун.

— Ну вот! А кто не склочничает, тому дело найдется. Я был в Сочи, а там теперь весь центр. Только что настроился с месяц отдохнуть, а тут телеграмма о том, что наши партийцы в лесу устроили тайную сходку. Влас вызывает в Москву Ладо. Тарас было в панику. А Ладо: «Ничего, ничего, кацо, давай дадим директиву». Посоветовались и написали Власу особого ничего не предпринимать, пока не возвратятся, а потом сразу со всем этим кончить. Нужно везти пакет… С почтой посылать нельзя, а я тут. Командируют тогда меня. Я и отпуска не кончил, а скорей за пакет да в Москву. Тут спрашиваю о работе, мне и говорят — езжайте пока в губком на Волгу. Будете начальником милиции, потом получите назначение больше. Надиях поеду.

— Так… Ну, вам повезло, — иронически блеснул глазами Стебун.

— Да. А как я справлюсь? Шуточки — губмилиция! Кровенюк, заглядывая в глаза Стебуну, будто проверял, насколько понятно человеку со стороны, что он понадобился для услуг людям, отвечающим за политику государства. Он сам едва верил выпавшей на его долю удаче, горя единственным желанием доказать, что те, кто доверился его преданности, не ошиблись.

Стебун, угадывая, что у Кровенюка от избытка чувств неровно бьется пульс, старался продлить свой путь, чтобы больше вызнать от разоткровенничавшегося товарища. Ему нужно было теперь предупредить своих единомышленников о том, что ему рассказал Кровенюк, и в то же время душа у него пеклась изжогой презрения к мелким интересам взрослого и, казалось бы, имеющего возможность не щеголять ограниченностью своего счастьишка человека.

Стебуну казалось, что он что-то должен немедленно сделать. Как-то использовать ошибку наивного парня, не заподозрившего, что он делится сплетней с тем, кому сам не сказал бы ничего, знай он, что Стебун оппозиционер.

Стебун вдруг решил поиздеваться над самомнением Кровенюка.

— Знаете, — бросил он, когда Кровенюк достаточно порассказал, — вы мне наговорили тут и, может быть, совсем напрасно. Ведь я, — фракция не фракция там, а тоже за перемены. Верхушка у нас запуталась. Я — оппозиционер.

Кровенюк испуганно опешил на мгновение, но быстро успокоил себя.

— Ну, — возразил он, — за перемены всякий… Вы если и оппозиционер, то выступаете с критикой открыто. Не пойдете же на сходку в лес…

— На фракционную сходку, конечно, не пойду, но я решил сделать то, на что смелости не найдется и у верховодов оппозиции… Я составил сборник тех документов, которые по секрету ходят из рук в руки, и в партийном издательстве, где я работаю, мы их на-днях выпускаем из печати, благо никто не ожидает этого.

Кровенюк испуганно остановился.

— Как это, товарищ Стебун? — проверил он со страхом. — Ведь за это не знаю что будет! Ведь это же против партии!

Стебун сделал рукою знак, предлагая не шуметь на улице, и объяснил:

— О том, что я делаю это, никто и знать не будет… Все втайне. Только вам открываю, потому что вы не захотите мне чинить неприятностей, зная, что я зря ничего не сделаю.

— Нет, я никому ни словечка! — заверил потерявший было присутствие духа и опять встрепенувшийся партиец. — Я против этого, но это дело ваше. Вмешиваться не буду, ну его…

— Вот и хорошо! Вы мне рассказали все откровенно, и мне скрывать от вас, что я оппозиционер, было бы уже нехорошо. До свидания!

Они распрощались.

Стебуну очень хотелось знать, как поступит Кровенюк, расставшись с ним. На всякий случай он решил предупредить Семибабова о том, что издатель может быть вызван для проверки того, что было рассказано Кровенюку.

Действительно, он не ошибся. Кровенюк четверть часа колебался, каясь, что дал Стебуну слово молчать. Но ответственность за то, что он узнал, и желание усилить доверие к себе пересилили в нем всякие колебания, и он повернул в губком, чтобы обо всем рассказать Власу. Влас вызвал Семибабова для объяснений. Тот возмутился по поводу клеветы на него и заявил, что он не сумасшедший; — заниматься такими шутками. Сделалось ясно, что Стебун над Кро-венюком поиздевался.

А Стебун, поднимая тревогу, предупредил своих единомышленников о том, что центр и руководители партии готовят против оппозиции кампанию. Другие информаторы оппозиционеров в ближайшее время дополнили первые сведения сообщением о том, что весь удар по оппозиции обрушится во время осенней всесоюзной партконференции. И Стебун предложил в предупреждение этого удара произвести штурм центра с низов; для этого — сговориться с наиболее верными ячейками, где можно было ожидать перевеса сил в пользу оппозиционеров, и, выставив здесь неожиданно докладчиками еще не утерявших популярности, хотя уже и скомпрометировавших себя причастностью к внутрипартийным вспышкам бывших вождей партии с мировыми именами, этим открыть начало боя.

С тех ячеек, в которых работал Стебун, он и предложил начать выступление, не сомневаясь, что здесь оппозиция будет иметь успех.

Предложение Стебуна было принято.

И только теперь, будучи уверен, что единый фронт всех недовольных, а главное — участие в выступлении громкоименных величин обеспечивают наконец полное торжество оппозиционной платформы, Стебун решил устроить свои личные дела и прежде всего Льолу сделать своей женой.

Он зашел в Главполитпросвет к Резцовой. Главпо-литпросветская ударница сообщила ему, что Льола должна вечером делать доклад на собрании культурников в Доме союзов, поэтому необычайно волнуется, и ее лучше не смущать.