Михаил Гараз - Под знаком змеи

Басчейле надеялся, что придут пастухи и окликнут их, но никто не пришел. Наконец собакам надоело караулить его, прилипшего к стволу и не делающего им ничего плохого, и они ушли.

Солнце соскользнуло уже за холмы, стало темнеть, а он так и не нашел дорогу в Дувру. Знал, что где-то близко, но не мог угадать, где именно.

Басчейле вернулся назад и спустился в долину с покинутыми виноградниками. Там набрел на овражек, заросший ивняком и сухой травой, и устроился на ночлег. Ночью со стороны отар были слышны колокольчик и грустная мелодия дудки. Сознание, что поблизости есть люди, вселяло бодрость. Мастер накрылся с головой старой козьей шкурой, которую носил и Алученте, и быстро уснул…

Наутро голова его была свежа, мысли ясны, и он стал себя спрашивать, куда и зачем отправился. Захотелось самому надеть на себя цепи раба? Он собрался уж было повернуть обратно, но перед ним снова возник образ Роместы…

Свет перемещался в сторону созвездия Рака. Холмы были сплошь в зелени и в цвету, слышалось кукование кукушки и пение соловья. От пастушьих шалашей ветерок доносил запах дыма…

Басчейле стало стыдно за свою слабость. Неужто он напрасно проделал этот длинный путь, подвергал себя опасности? Вернуться домой, ничего не разузнав?! «Какой бы бестией ни был этот Мука-порис, до меня ему дела нет! Я свободный дак», — храбрился он, продолжая свой путь.

Он оставил по правую руку шалаши и шел теперь узенькой тропкой, пока не дошел до большой дороги, изрезанной колесами городских повозок и огражденной по сторонам высокими кустами облепихи и шиповника. Дорога, казалось мастеру, выходила из лесной темноты и беспредельно тянулась по холмам вдоль Тираса.

Дойдя до вершины холма, дорога, однако, спускалась вниз. Отсюда ее с двух сторон окаймляли виноградники, сливовые сады и поля Дувры. То здесь, то там виднелся в зелени шалаш или землянка, вокруг которых стояли деревянные ульи-колоды. Невдалеке росли в беспорядке орехи, черешни и яблони…

С левой стороны разинул свою пасть овраг. На дальнем его склоне паслась отара овец и стояли две лошади со скрещенными шеями; над их черными блестящими телами поднимался парок в свете полдня.

Басчейле приложил руку к глазам и увидел внизу город, о котором так много слышал. Город раскинулся прямо перед ним, в конце вьющейся дороги, на верхней террасе реки. У берега стояла галера.

С правой стороны виднелась ложбина. Это была Долина Змей с колодцами и могилой Гетиуса, вокруг которой дубы шелестели листвой…

Город был окружен земляным валом и крепкой бревенчатой оградой. Он блестел на солнце красными черепичными крышами и белыми стенами. Дома жались один к другому, будто собранные в хоровод, как на празднике. В центре города возвышался старый деревянный храм, а перед ним — дом предводителя. Между этими строениями видно было прямоугольное пространство — маленькая площадь для народных собраний, оставшаяся со времен Аптасы.

Войти или въехать в город можно было через ворота: одни находились у причала, другие — со стороны дороги, которой пришел Басчейле.

Стоя так на возвышении и обозревая панораму, открывшуюся ему, он вдруг услышал крик — как будто мучили человека. Он вздрогнул: «Что делается там, в долине?» Голос был то ли женщины, то ли ребенка. Крик прорвался еще раз и затих, будто придушенный. Мастер покрылся холодным потом: ему показалось, что это был голос Роместы. Он стал торопливо спускаться в долину.

Пройдя расстояние, не большее чем покрывает трижды брошенное копье, Басчейле встретил наконец человека. На нем были конопляные одежды, потертая барашковая шапка, на ногах — деревянные башмаки. Человек походил на состарившегося от невзгод и болезней ребенка; еще его можно было принять за нищего. Он шел сгорбившись и прячась от солнца под деревьями. Басчейле со свой прямой, уверенной походкой казался рядом с ним великаном, большеголовым и длинноволосым.

Мастер остановился перед ним и спросил, не слышал ли он что-нибудь о кочевниках и не приплывали ли они в город, чтобы продать женщин, — среди них должна быть одна с волосами цвета спелого овса…

Путник покачал головой:

— Нет. С тех пор как Гетиус изловил их между лесом Хорибы и берегом реки и разбил наголову, они не являлись в наши края… Вот уже лет сорок прошло, а может, и больше, не помню, — я был тогда мальчишкой у пастухов…

Басчейле уже в третий раз слышал об этом легендарном Гетиусе. Ему рассказывал о нем старик Артила, потом — Роместа. И вот снова… Мастеру пришла даже в голову мысль спросить, как выглядел Гетиус. Если бы он представил его себе, то вырезал бы его образ из дерева и предложил общине Дувры…

Чужак все изучал его, не понимая, кто этот человек с луком за спиной и чего он хочет. Басчейле смекнул, что вызывает ненужные подозрения, и проговорил:

— Как поживает наш правитель Мука-порис? Здоров, весел?

Человек внимательно посмотрел на него, и во взгляде его отразилась скопившаяся горечь. Потом он легонько покачал головой, будто хотел сказать: «Несчастные наши души!», приложил палеи к губам и удалился, не сказав ни слова.

Басчейле с недоумением пожал плечами, но мысли его уже направились в другую сторону. Разбойники не прошли через Дувру, значит, Роместы там нет. Мастер хотел уже повернуть обратно, но непонятное любопытство, желание узнать и сообщить своим новости заставило его продолжить путь и войти в город. Надо поговорить с людьми, думал он, выяснить, в какие дни они собираются на рынок; может быть, и он принесет свои вещицы, у них же приобретет что-нибудь для себя.

Он дошел до ворот. Дорога была свободна. Впереди торчал журавль колодца. Черная свинья плескалась рядом в луже.

Ворота держались на двух толстых столбах. Над ними — арка из желтоватого дерева. Столбы и арка были украшены: смутно различались круг солнца с косыми лучами, серп луны и извивающийся силуэт змеи.

Басчейле прошел под аркой и направился к колодцу — хотел освежиться глотком воды. За спиной его раздался громкий голос. Он резко повернулся. У ворот стоял стражник с копьем в руке и требовал, чтобы путник оголил себе грудь.

«Грудь? — промелькнуло удивление в уме у Басчейле. — Почему грудь?» Мастер притворился, что не слышит слов стражника; повернул голову и стал внимательно разглядывать ворота, будто важнее дела у него не было. А внутри все трепетало, все чувства обострились.

Он подался немного назад, краем глаза наблюдая за стражником. Тот, видно, только что отобедал: вытирал толстые губы ладонью. Он был сыт и добродушен. «Пусть себе насмотрится бродяга на ворота — успеет оголить грудь», — думал, вероятно, он.

Внезапно мастер понял, в чем дело: все жители Дувры носят на груди рабский знак, по которому стража отличает своих от чужеземцев. А если пришелец не хочет становиться рабом? Тогда с ним безжалостно расправляются. Об этом ведь рассказывали еще лазутчики принца Даоса, да он, старый дурень, запамятовал!..