Стейн Угельвик Ларсен - Кровавая бойня в Карелии. Гибель Лыжного егерского батальона 25-27 июня 1944 года

Думая о том, что пережили мой отец и его сверстники, остается лишь надеяться на то, что больше никогда не возникнет такая ситуация, которую пережило это поколение. Погибло множество людей, было уничтожено много материальных ценностей, а кроме того, невозможно представить себе точную картину произошедшего в связи с тем, что такие события вызывают слишком сильные переживания».

Анонимный источник рисует нам почти невероятную историю последних боев на Хассельмане. И все же возможно, что здесь описаны некоторые детали сражения на вершине этой высоты, которые остались неизвестными для тех, кого там не было. В конце своего повествования автор рассказывает о возвращении в Норвегию через Сегед, город на юге Венгрии. Видимо, он был среди первых репатриированных пленных Хассельмана, которые вернулись домой в 1945 или 1946 годах, но имени его мы не знаем.

«Я принимал участие в боях в Карелии с осени 1943 до июня 1944 года. 19 июня 1944 года нам было уже ясно, чтó ожидает наши позиции. Русские постоянно высылали к нам разведчиков, и мы понимали: предстоит наступление. Наши связные постоянно сообщали немецкому командованию о грядущем наступлении русских. Мы наблюдали большие скопления русских войск. 24 июня 1944 года они подошли к нашим позициям на расстояние 500 метров и взяли их в полукольцо. Единственный возможный для нас путь отступления лежал через озеро. Об этом было доложено в немецкий штаб, который находился недалеко за нами. В ответ мы получили приказ во что бы то ни стало защищать нашу высоту до последнего бойца. В случае более масштабного наступления нам обещали подкрепление.

24 июня 1944 года около 14 часов [возможно, здесь автор записок ошибается, так как бои начались 25 утром] русские запустили зеленую сигнальную ракету, и сразу же последовал артиллерийский обстрел, продолжавшийся около трех часов. Мы находились в укрытии и ожидали наступления пехоты, которое были готовы отразить. Затем русские запустили красную сигнальную ракету, артиллерийский огонь прекратился так же внезапно, как и начался. Русская пехота ринулась на наши позиции. Им противостояло около двухсот норвежцев – бойцов Лыжного егерского батальона. Эти двести бойцов храбро сражались против превосходящих сил противника. Однако когда русские ввели в бой новые силы, нам пришлось оставить свои передовые позиции.

Бой шел до раннего утра 25 июня 1944 года, то затихая, то нарастая. Обещанное немецкое подкрепление не пришло. На этот момент из двухсот норвежцев оставалось в строю не более сорока. Остальные погибли. Из сорока оставшихся половина была раненых, которых товарищи затащили в бревенчатый домик, используемый как склад продовольствия. Для защиты склада вокруг него было вырыто несколько окопов.

Унтер-офицер, взявший на себя командование высотой, зашел к нам и сказал, что те из раненых, кто еще может передвигаться самостоятельно, должны попытаться “пробиться” к озеру, потому что это последняя возможность спастись. Те же, кто настолько серьезно ранен, что не может двигаться, должны оставаться в доме. Нас, таких серьезно раненых, кто не мог передвигаться самостоятельно, было восемь человек (я был ранен в левую ногу осколком мины). Унтер-офицер приказал нам восьмерым застрелиться, чтобы не попасть в руки к русским, и добавил, что это наилучший выход. Оказалось, что он был во многом прав. Выполнить этот приказ должен был последний оставшийся в живых санитар. Он не сделал этого – просто не смог.

Затем наши парни отступили. Русские пошли за ними по пятам и были так заняты погоней, что не заметили, что кто-то остался в срубе. Таким образом, мы оказались “в тылу” русских, преследовавших наших товарищей. Чтобы облегчить отступление для наших товарищей, мы использовали то автоматическое оружие, которое было заранее поставлено около окошка домика, и русские получили “огонь” в спину. Около 100 человек были таким образом “выведены из игры”. Тогда русские прекратили преследование и заинтересовались домиком, где, как они поняли, кто-то оставался. Они обстреляли наше убежище, но не смогли добраться до нас. Мы продержались около половины суток. Затем они сделали подкоп под наш домик и подорвали его. Из-за взрывной волны мы все потеряли сознание. Что касается меня, то я очнулся некоторое время спустя среди рухнувших бревен. Вокруг все валялось в полном беспорядке. Как это ни странно, мои товарищи понемногу приходили в себя. Я оказался рядом с одним немцем, и мы стали думать, как нам отсюда выбраться. Это было нелегко, так как в 50 метрах от бункера слышалась русская речь.

Немцу удалось сползти в небольшую канаву, которая была рядом с бывшим домиком. Все остальные должны были по порядку последовать за ним. Однако с одним из моих товарищей случился нервный срыв, он приподнялся и закричал что-то по-немецки русским, размахивая какими-то бумагами. Итак, мы были разоблачены, и нам пришлось сдаться в плен. Русский капитан артиллерии с группой солдат подбежал к нам, взглянул на эти бумаги, а затем вытащил пистолет и выстрелил державшему их бойцу в голову.

Мы ждали, что с нами будет то же самое, но к нашему большому удивлению капитан достал пачку сигарет и раздал нам. Потом капитан ушел, оставив несколько русских солдат охранять нас. Один из этих солдат установил ручной пулемет на пень на расстоянии 20 метров от нас. Он приказал нам сесть в ряд, так как стоять мы не могли. Сам же он лег около пулемета и сделал вид, что хочет расстрелять нас. Но в этот момент вернулся капитан-артиллерист и предотвратил расстрел. Чуть позже к нам стали приставать солдаты монголоидного типа. Капитан посадил охранять нас украинцев, которым пришлось стрелять в воздух над головами “монголов”, так как те не отставали».

Хокон Адельстен Фоссум родился в Осло 3 ноября 1906 года, таким образом, он являлся самым старшим из всех бойцов, принявших участие в сражении. Был убит, когда хотел сдаться русским (фото из архива Гейра Брендена)

Эрик Фонген прокомментировал этот рассказ (в 2012 году) следующим образом: «Совершенно очевидно, что автор этих строк участвовал в сражении на Хассельмане. Таким образом, это не может быть Холстад, который являлся санитаром на Капролате. Он был среди раненых, которым оказывал помощь санитар. Я почти уверен, что этим санитаром был Хокон Фоссум. Я учился вместе с ним санитарному делу в Мариенбаде. Меня попросили присоединиться к воюющим бойцам, поскольку нас было очень мало.

После сражения я узнал, что Фоссум попробовал сдаться вместе с ранеными, но его сразу же застрелили. Я запомнил это, так как он был моим близким другом, с которым я проводил много времени… Совершенно ясно, что оставалось восемь раненых, которые не могли спасаться бегством, и Фоссум, который не был ранен, остался с ними. Далее упоминается, что у одного бойца случился нервный срыв, и он “кричал что-то русским”, размахивая какими-то бумагами. Это мало похоже на нервный срыв, так как во время такого срыва человек становится совсем беспомощным. Я убежден в том, что речь идет о Фоссуме. Возможно, что он таким образом хотел помочь всем сдаться в плен и сохранить жизнь. Может быть, он думал, что русские заинтересуются документами и не будут сразу стрелять. Такой ход мыслей вполне возможен. Я хорошо его знал и полагаю, что все было именно так, и он оставался с ранеными до самого конца.