Владислав Бахревский - Царская карусель. Мундир и фрак Жуковского

– В русской армии мозги к эполетам не приложимы. Впрочем, и в других армиях – то же самое, разве что у Наполеона иначе. А ваш-то старший братец – туда же! Умом своим собирается облагодетельствовать вооруженные силы, не сообразив, что командиры вооруженных сил – выученики Аракчеева… – Махнул ручкою: – Переоблачайтесь, и к столу.

Стол, однако, был праздничный, и Алексей Кириллович позабыл о своей хАндре. Разговор зашел о московской карусели. Рассказывать взялся Лев, говорил волнуясь, но подробно.

– Наши туркменские кони, я в этом убежден, стали украшением кадрили! А Василий своей казацкой сноровкой привел в восторг всех дам Москвы.

– Призы, говорите, вручала Апраксина, Екатерина Владимировна? Супруга Степана Степановича? Грехи тяжкие! Генералы, губернаторы, а как дети. В победителях те же Апраксины, те же Демидовы. Кто много заплатил, тот и получил. – Граф прикрыл глаза. – Какая потрясающая воображение карусель была в лето 1766-е! Четыре колонны: славянская, индийская, римская, турецкая. Ваша-то, московская, разве что изощреннее. А тогда: турки – в чалмах, в красном, римляне – короткие золоченые доспехи, орлы, шлемы, славяне – в кольчугах, индийцы – пестрота и россыпи драгоценных каменьев. Славянская и Римская кадрили двигались от Летнего сада по Миллионной, а сам амфитеатр был против Зимнего дворца. Индийская и Турецкая строились на Малой Морской и вступали на площадь через ворота Старого Зимнего дворца. Римской, помню, командовал Алексей Орлов, Турецкой – Григорий. А начинал действие фельдмаршал Миних. Так вот, первый приз достался унтер-штальмейстеру Ребиндеру – не Орловым, слава богу! – второй – князю Шаховскому, третий – графу Штейнбоку, а среди дам огненною кометою пронеслась графиня Чернышёва, урожденная Голицына. В честь той великой карусели – я не преувеличиваю – медали отлили из чистого золота. На одной стороне императрица Екатерина Алексеевна, на другой – орел с венком… У меня медаль сия есть, ибо имел счастье быть в кадрили, ведомой самим Григорием Григорьевичем… В Горенках, должно быть, медаль… И выходит, я, стать, участник первой карусели, а вы – последней.

– Ваше сиятельство, почему же последней?! – удивился Лев.

– Господи, пронеси! Не пророчествую, но боюсь. Боюсь! Через месяц ли, через год – такая пойдет карусель, что не очутиться бы всем нам за горами Уральскими… Из Парижа пришло сообщение: на приеме в Тюильри Наполеон изволил два часа кричать на князя Куракина, будто перед ним нашкодивший мальчишка. А какими глупыми словами бросался: «У меня восемьсот тысяч солдат! Будь вы на высотах Монмартра со своей дикарской армией, я не уступлю вам ни пяди варшавской земли!.. Вы – подобие зайца, получившего заряд дроби в голову. Крутится на одном месте и не знает, куда ему бежать!.. Где ваши союзники? Где они? Против вас целый континент!» И это истинная правда: Европа под пятой у Наполеона… Что же до Англии, государь посылал в Лондон Казимира Любомирского добиться если не союза, так финансовой помощи. Отказ! Секретные переговоры со Швецией и Австрией столь же безрезультатны. Так что ваша учеба по квартирмейстерской части у Петра Михайловича Волконского пришлась ко времени, но лучше бы вам служить при какой-либо канцелярии во глубине России, как служит у Обрескова в Москве брат ваш Алексей… Кто его друзья-то? Кто голову ему дурит?! В армию рвется. Он, видите ли, – сын Отечества… – Поглядел на Василия, хмыкнул. – Ну ладно, у вас-то кто в товарищах?

– Иван Деллинсгаузен, Иван Рамбург, братья князья Голицыны, Александр и Михаил, граф Владимир Апраксин, – перечислял Лев.

– Апраксин? А по отчеству?

– Владимир Степанович.

– Сын Степана Степановича?.. Ну, хоть трое русских.

– Есть и другие! – встрял в разговор Василий. – Граф Александр Строганов, Василий Цветков. Он старший у нас. Ему двадцать шесть лет. Глазов, наши московские – братья Муравьевы, еще Артамон Муравьев.

– Зинковский Алексей, – подхватил Лев. – Правда, и немцы: Дитмарх, два брата Мейендорфы, Фаленберг, два брата Даненнберги…

– Николай Дурново! – вспомнил Василий.

– Ну, Дурново, слава богу, русские! – улыбнулся благодетель. – Дед вашего товарища – генерал-аншеф, отец гофмаршал, а прапрадедушка у царя Алексея Михайловича Оружейной палатой заведовал… Вас благословлю, а братец ваш – от добра ищет приключения на свою голову… – И снова помрачнел.

Учения в школе колонновожатых начались с шагистики, но Василий был в восторге.

– Наконец-то наша жизнь обрела смысл!

– Тянуть носок и печатать шаг?! – Лев смотрел на брата, как на маленького.

– А я тебе скажу – наша жизнь только теперь и начинается!

Учеба день ото дня становилась интереснее. Все получили задание сделать модели: кому устья реки, кому острова, горы…

Братьям Перовским на двоих предложено было вылепить в масштабе Уральский хребет.

Учили читать и составлять карты. Показали, как обращаться с новейшим геодезическим инструментом Рейсига. Инструмент удивительный: определяет расстояние без измерения, но очень капризный. При ветре отказывает настройка.

Вскоре юнкеров отправили в Гатчину. Знакомились с артиллерией, приобретали навыки наводки, стрельбы и, разумеется, постигали тонкости вахтпарада.

Вдруг с инспекцией прибыл Председатель Департамента военных дел Государственного совета, генерал от артиллерии граф Алексей Андреевич Аракчеев.

Их подняли на заре. Сначала амуницию каждого дотошно осмотрели унтер-офицеры, потом командиры: поручик Згуромали, капитан Тарасов, подполковник Чуйкевич. Наконец повели на плац.

У Василия Перовского сердце рвалось из груди, когда он, шагая в строю, в шеренге первый с левого фланга, увидел великих князей Николая и Михаила, Аракчеева, своих больших командиров – управляющего квартирмейстерской частью князя Петра Михайловича Волконского, начальника чертежного топографического отдела подполковника Платона Ивановича Пенского, подполковников Эйхена, Толя, Черкасова.

Шагал юнкер Перовский с такою страстью, что ему казалось, земля искрит под сапогом. И вдруг Аракчеев сделал несколько быстрых шагов к строю и, примерившись, ударил тростью по носку левой ноги Василия и пошел рядом, и, поотстав, отвесил короткий злой удар по коленке Михаила Муравьева. Отбежал и тотчас снова кинулся к строю, наградив ударом трости Глазова.

«Какой позор!» – Василий чувствовал, что еще немного, и он превратится в пылающий факел. Но надо было шагать, и он шагал, а спустя час слушал Аракчеева. Тот был краток:

– Благодарю! Всех благодарю.

Никаких замечаний от командиров не последовало, но уже на следующий день юнкеров отправили в Петербург. Начались занятия в манеже: посадка, скачки, конкур и фехтование.