Владислав Бахревский - Царская карусель. Мундир и фрак Жуковского

Николай посмотрел на Михаила, и этот: нога в сторону, голову, как жираф, тянет.

– Не обезьянничай!

Михаил испуганно вздрогнул, виновато опустил голову, но тотчас выпрямился, развернул плечи.

– Ты на этих посмотри! – Николай повел рукою по зале, тыча пальцем на сияющих бриллиантами красавиц. – Они все готовы дать ему.

К Николаю чуть придвинулся Адлерберг.

– На вас смотрит Ламздорф.

– А эта прусская стерва готова всех растолкать, чтобы первой подставить свою мохнатую лепешку! – Николай пропустил мимо ушей предупреждение товарища. – Адлерберг! А для кого Пасифая надевала самые дорогие платья, отправляясь в луга?

– Ваше высочество, кто она такая?

– Михаил, а ты?

– Какая-нибудь нимфа.

– Пасифая – родная матушка Минотавра, человекобыка. Смекаете? – Николай рассмеялся.

– Нет, – сказал Михаил. – Не смекаю.

– Пасифая предпочла царю Миносу – быка! Чтобы добиться ответной бычьей любви, ей пришлось заказать плотникам деревянную корову. О господа! Берегитесь, берегитесь женщин!

Николай сиял: сразил и братца, и всезнайку Адлерберга. К ним подошел Ламздорф.

– Вы говорите нечто, к чему прислушиваются, ваше высочество. Время сна, но, прежде чем пожелать вашим высочествам спокойной ночи, хочу порадовать. С завтрашнего дня занятия будут вестись по усложненной программе, по университетской. Для прохождения военных наук приглашены полковники Джанотти и Маркевич, а также инженерный генерал Опперман.

Николай расцвел.

– За все годы учения это первая улыбка, какую вы мне подарили, ваше высочество.

– Продолжит ли занятия Аделунг?

– Продолжит.

– Ах, генерал! Ведь я бы мог и второй улыбкой вас одарить. Это же такая мертвячина – мертвые языки!

– Греческий, латынь, мифология – придают блеск просвещенному человеку. В утешение вам, новый курс предполагает занятия еще одним языком, весьма современным и живым. Ваша матушка Мария Федоровна пригласила в учителя господина Седжера.

– Английский? Что ж, я охотно посетил бы Англию, страну кораблей и моряков. А кто будет преподавать математику? Надеюсь, наконец высшую.

Генерал глянул в глаза Николаю: воспитанник пустился в разговоры с явным намерением быть на балу как можно дольше.

– Высшую математику вам преподаст – Крафт. Энциклопедию права – Балугьянский, физику – Вольгемут… А теперь – спокойной ночи, ваше высочество.

– Спокойной ночи, генерал! – Николай взял брата под руку, но тотчас вернулся. – Вы не помянули о естественных науках.

– Преподавание естественных наук программа не предусматривает. А вот курс морали вам преподаст господин Аделунг.

– А Шторх? Останется ли Шторх?

– Спать!

Николай повернулся, щелкнул каблуками. Пошел летящей походкой, заставляя Михаила и Адлерберга почти бежать.

– Как я его разговорил! – хохотал Николай, когда они поднимались к себе.

– Он доложит матушке, – уныло сказал Михаил.

– Что доложит? Я интересовался на-у-ка-ми!

– А если он слышал твой рассказ о Пасифае?

– Так это же мифология! – Николай снова захохотал, да так заразительно, что Адлерберг взвизгнул, хватаясь за живот, тут и Михаил не утерпел, рассыпал свои круглые звонкие смешинки.

Утром, перед занятием, Николай и Михаил были среди провожающих короля и королеву.

Ее Величество Луиза расцеловала их высочества. Она и на морозе была бледна. Приезжала в Петербург за жизнью, увезла же любовную немочь.

Любовь – болезнь серьезная, через два года королевы не стало.

Поднимаясь в классы, Николай спросил брата:

– А ты знаешь о тайной клятве Их Величеств Александра, Фридриха-Вильгельма и Луизы?

– Не знаю.

– Перед Аустерлицем они втроем: наш августейший брат, король и королева в полночь вошли в склеп и над могилой короля Фридриха Великого дали клятву вечной дружбы.

Университетский курс по просьбе императрицы Марии Федоровны начался для великих князей сочинением, в котором предлагалось доказать, что для дворян военная служба не есть единственная. Гражданские и всякого рода творческие и хозяйственные занятия столь же почтенны и полезны.

Михаил принялся писать, а Николай вертел перо так и этак и положил, ни разу не обмакнувши в чернила. Тогда генерал Ахвердов, проводивший урок, продиктовал Николаю сочинение. В журнале, однако ж, запись сделал правдивую. Журнал этот Мария Федоровна прочитывала со вниманием.

Генерал Ламздорф, разделяя тревогу императрицы, провел с Николаем «сердечную» беседу. Они были с глазу на глаз. Питомцу предложено было чувствовать себя свободно.

– Ваше высочество, – говорил генерал непривычно теплым голосом, – вы ныне в отроческих летах, почти в юношеских. Вам в июне исполнится тринадцать. Сверстники ваши из дворянского сословия увлекаются охотой, ездою на лошадях. Обожание оружия, мечты о воинских подвигах. Всё так! Но вы не только дворянин, вы – представитель царствующей династии. Его Величество Александр Павлович любим народом, его правление – блистательно и поучительно. Но увы! Господь не даровал нашему преславному самодержцу только одного – иметь наследника. Его высочество Константин Павлович старше вашего высочества на семнадцать лет и тоже бездетен. У нас очень серьезный разговор, ваше высочество. Положение ваше, нераздельное с ним достоинство предполагают обязанность приготовлять себя к делам государственным, к делам, влияющим на благополучие народа и на сам ход истории. Чем более получите вы в отрочестве, в юности знаний и полезных навыков, тем тверже уверенность воспитывающих вас в осуществлении великих надежд на процветание России… Ваше высочество! Время летит неумолимо быстро! Каждый пусто прожитый день откликнется пробелами и пустотами в будущем. Вам не только дней не позволительно проживать бесцельно, но даже минут. Вы сами – будущее благо Отечества нашего.

Генерал разволновался. Умолк, ожидая от воспитанника ответной признательности.

Николай показал головою в окно:

– Как прямо идет дым из трубы. Я уже добрых полчаса стою, смотрю – ни малейшего движения в стороны.

У Ламздорфа в горле пискнуло:

«Боже мой! Какое непробиваемое бесчувствие. А ведь се – грядущий царь сердечной России».

Николай повернулся к генералу лицом и, глядя немигаючи в лицо, стал читать наизусть: