Виктор Смирнов - Колокол и держава

Многие уже поверили, что все обернется к лучшему, как вдруг, словно из худого мешка, одна за другой опять посыпались на город дурные вести. Сначала ни с чем вернулись гонцы, посланные за подмогой к королю Казимиру. Магистр ливонского ордена не пустил их через свои земли, не желая портить отношения с Москвой. От князя Василия Шуйского ничего не было слышно, зато московское воинство увеличивалось с каждым днем. Со стен Детинца можно было разглядеть все новые полки, подступающие к городу. Последней подошла псковская рать. Осаждающие войска располагались под открытым небом, благо погода позволяла. Получалось, что монастыри сожгли понапрасну.

Дурные вести все шли и шли. Сдалась на милость победителя новгородская крепость Демон. И в самом городе опять стало неладно. От великой засухи начались пожары, горели окрестные поля, в речках пропала рыба, в хлевах тягостно мычала еще не прирезанная скотина. Снова замаячил голод. Настроение горожан упало, зато подняли голову сторонники Москвы, кто шепотно, а кто и в открытую склоняя народ к сдаче на милость великого князя.

А тут и измена случилась. Пушкарь по имени Упадыш, а с ним еще несколько подкупленных переветников ночью заколотили железом пушки на городских стенах. Упадыша с сообщниками убили на месте, но свое черное дело они сделали. Когда тысяцкий с перекошенным лицом сообщил совету господ, что город остался без артиллерии, это стало последней каплей. После недолгих споров господа постановила отправить великому князю парламентеров во главе с архиепископом Феофилом с наказом просить мира на любых условиях.

Узнав о предстоящей капитуляции, Марфа Борецкая кинулась в Детинец. Дальше дверей владычной палаты ее не пустила стража. На негодующие крики боярыни вышел посадник Тимофей Остафьевич. Сурово упредил:

– Уймись, Марфа! Не то придется поступить с тобой бесчестно!

Ближние люди под руки уводили Марфу, а она все оборачивалась, грозила кулаком и кричала в бессильной ярости:

– Попомните меня! Не раз попомните!

Город еще не знал, что в этот самый день, 27 июля 1471 года от Рождества Христова, в далеком Заволочье разыгралась последняя битва той войны. Новгородская рать под предводительством князя Василия Гребенки-Шуйского и воеводы Василия Микифоровича встретилась у речки Шиленги с московским войском, усиленным вятчанами и устюжанами. Обе рати шли на гребных судах, но для боя высадились на берег. Битва длилась с полудня до самого вечера, и хоть новгородцев было почти втрое больше, верх снова взяла Москва. Князь Василий с остатками разбитой рати сам едва спасся и теперь кружным путем возвращался в Новгород.

Рано утром отворились городские ворота, выпуская депутацию Великого Новгорода, направлявшуюся в село Коростынь, где должны были состояться переговоры. Вместе с архиепископом Феофилом ехали посадники и житьи люди со всех пяти концов. На нескольких подводах везли дары великому князю: меха, бочки воска, фряжские вина.

На другой день в Коростынь явился и сам великий князь. Однако на просьбы новгородских послов о личной встрече ответил отказом. Рассудил: пусть дойдут до крайности, вот тогда и поговорим. А пока послов подвергли унизительной процедуре: заставили сначала бить челом московским боярам, чтобы те стали просить братьев Ивана Васильевича повергнуть просьбу новгородцев к стопам государевым.

Каждое утро великий князь выходил из шатра и, жестом остановив охрану, в одиночку спускался к Ильменю. На песчаном берегу раздевался и, оставшись в одних нижних портах, брел вдоль каменной гряды, далеко уходящей в обмелевшее озеро. Его высоченная сутулая фигура становилась все меньше и меньше, а там и вовсе растворялась в голубом мареве. Полуденное солнце дробилось и переливалось в озерной глади.

Стоя по пояс в теплой, зацветшей воде, великий князь предавался неторопливым размышлениям. Стайки потревоженных мальков щекотно покусывали его волосатые мосластые ноги. Итак, строптивая республика сама приплыла к его ногам, словно эти рыбешки. Теперь в его воле было захватить обложенный со всех сторон, оставшийся без войска, раздираемый распрями Новгород, упразднить вечевой строй и объявить о присоединении всех новгородских земель к Великому княжеству Московскому. Еще шаг, и новгородские богатства вольются в оскудевшую государеву казну, а земли республики можно будет раздавать служилым людям, которые станут опорой престола.

От этих мыслей захватывало дух и туманилось в глазах. Могли ли надеяться отец и дед, на коленях вползавшие в ханский шатер, что их сын и внук когда-нибудь станет властелином огромной страны, раскинувшейся от Варяжского моря до Каменного пояса, от Северного океана до Каспия! С присоединением новгородских владений границы его государства продвинутся на тысячу верст и сомкнутся с Европой. Цель, к которой он шел все эти годы, была близка как никогда.

…Громадный жерех вдруг высоко выпрыгнул из воды, ударом могучего хвоста оглушив зазевавшуюся рыбью молодь, а заодно и поменяв ход мыслей великого князя. Он вспомнил старое присловье: всякий охотник должен помнить, что рядом с ним охотится кто-то другой. Как поведут себя соседние государства, увидев на своих границах вдвое разросшуюся Московию? Что скажет король Казимир, который сам давно зарится на новгородские земли? Скорей всего, поймет, какого свалял дурака, не придя на помощь Новгороду, а значит, непременно постарается исправить свою ошибку.

И у него есть могущественный союзник – ордынский хан Ахмат, который спит и видит, чтобы вернуть времена, когда все русские земли трепетали перед Ордой и беспрекословно платили дань. Вспомнив историю с похищенным ушкуйниками гаремом, Иван Васильевич усмехнулся. Поглощенный жаждой мести, хан тогда и впрямь забыл обо всем на свете. Но волна ярости рано или поздно схлынет, а без русской дани Орде не выжить. Когда король Казимир решится пойти войной на Москву, Ахмат не останется в стороне. Если они ударят с двух сторон разом, быть беде!

Нет, твердо сказал себе великий князь, еще рано! Хоть и велик соблазн, а все ж придется потерпеть, выждать, умерить гордыню. Верно сказано: не поднимай носа – споткнешься. Государь должен уметь думать наперед, предвидя не только близкие. но и дальние последствия своих действий. Такой кусок, как Господин Великий Новгород, нельзя проглотить враз, недолго и подавиться. Посему будем откусывать понемногу. Откусил, прожевал, сглотнул, снова откусил.

Приняв решение, великий князь наконец удостоил аудиенции новгородских послов. Милостиво выслушал покаянные речи нареченного архиепископа Феофила, принял дары. Затем четко, по пунктам, продиктовал условия мира. Во-первых, навсегда порвать с Литвой и более не просить у короля князей. Во-вторых, избранного Новгородского владыку поставлять непременно в Москве, а не в Киеве. В-третьих, выплатить контрибуцию в 16 тысяч рублей. В-четвертых, суд в Новегороде вершить только в присутствии московского наместника. И в-пятых, отдать часть богатого пушниной Заволочья.