Екатерина Глаголева - Путь Долгоруковых

Шторм сменился штилем, на воде звуки разносятся далеко, и Ваксель слышит плеск весел и невнятные голоса. Наконец-то! Он поднимает Лоренца и выводит его из камбуза. На пути к фалрепу лейтенант трижды теряет сознание; его бесчувственного кладут в шлюпку, везут на берег и на носилках переносят в землянку, где пятеро греют руки возле гаснущего костра.

Боцман Иванов командует разгрузкой судна: все ценное надо перевезти на берег и попытаться сохранить такелаж, сняв стеньги и реи. Стоя рядом с ним, Овцын громко говорит, словно сам себе, что неплохо бы завести запасный якорь и верповые якоря. Покосившись на него, боцман отдает приказ. До вечера шлюпка успевает сделать два рейса. Но тут погода резко портится: ураганный ветер валит с ног, забивая за шиворот горсти мокрого снега. Все расползаются по своим землянкам.

Костер давно погас, последние угольки рдяно мерцают, покрытые серым саваном золы. Ветер гудит толстой басовой струной, хлопает над головой парус. Шкот не выбрали… Марсель… Зачем паруса в шторм… Боцман! Рифы вязать!.. Хлопанье прекращается, но лицо тотчас обжигает холодом и облепляет снегом. Овцын поворачивается на бок, съеживается, натягивая на голову шинель. К штурвалу… не моя вахта… спать… никак нет…

Утром голове внезапно стало холодно; Овцын проснулся, хвать рукой за волосы – где шапка? Паруса, служившего навесом, нет: ночью унесло ураганом. В яме, скорчившись в разных позах, спят его товарищи, засыпанные снегом, а между ними снуют песцы, выискивающие, чем бы поживиться. Один из них уже удирает, волоча в зубах его шапку. Ах вы!.. Брошенный камень в песца не попал, но заставил выпустить добычу. Овцын подполз к шапке на четвереньках и поскорее надел. Его передернуло от холода; захотелось по малой нужде. Встав на ноги, он привычно глянул на море – и оцепенел: «Святой Петр» с оборванными якорными канатами лежал на берегу, завалившись на бок.

Судно уходило в песок почти что на глазах; пока из трюма поспешно вытаскивали бочки с мукой и кожаные сумы с крупой и солью, вода поднялась людям выше пояса. Все ходячие собрались вокруг кучи уцелевшего провианта, офицеры принялись за подсчеты. Завершив их, Стеллер бодро заявил, что если оставить восемьсот фунтов муки для будущего переезда на материк, то до весны на каждого выйдет по тридцать фунтов муки, пять фунтов подмоченной крупы и по полфунта соли в месяц.

– А после? – хмуро спросили его.

– А после мы будем собирать коренья и травы!

Он мог бы еще добавить, что, по всей видимости, число едоков сократится, но это было ясно всем и без него. За два месяца на берегу умерли три десятка человек. Беринг скончался 8 декабря. Его тело закопали в землю, привязав к доске, – это была единственная почесть, которую экипаж мог оказать капитан-командору. Командование принял лейтенант Ваксель.

По утрам способные ходить разбредались по берегу и тыкали в снег палками, отыскивая вынесенные на берег обломки дерева. Если удавалось найти бревно или доску, везунчик оставлял там метку, чтобы находку не забрали другие, и бежал в свою землянку за товарищами, которые хватали топоры и веревки и шли с ним «по дрова». Разводили костер, ставили на огонь котел; охотники приносили освежеванную тушку бобра. Мясо и брусничный отвар делали свое дело: тяжелобольные уже начинали садиться и даже коротать время за картами. Стеллер, которому до всего было дело, с возмущением потребовал у Вакселя положить конец этому безобразию: игра в карты запрещена регламентом, это нарушение приказа ее величества! Ваксель, который сам был еще так слаб, что однажды ночью его перебросило ветром через крышу землянки, когда он вышел из нее по нужде, возразил на это, что приказ о запрете карточной игры издали еще до того, как их остров был открыт, и если бы можно было предвидеть их нынешнее бедственное положение, Адмиралтейство наверняка предусмотрело бы особый артикул о пристойном времяпрепровождении для преодоления тоски и уныния. Стеллер не унимался, и Ваксель, сильно утомленный этой беседой, попросил оставить его в покое: он запрещать игру не намерен, а после его смерти другие пусть распоряжаются и командуют, как им заблагорассудится.

К середине января от команды «Святого Петра» осталось сорок пять человек. Лейтенант созвал общий сбор и предложил всем свободно, без чинов, высказаться о способах спасения из этого гиблого места, добавив, что Бог помогает лишь тому, кто помогает себе сам.

Два унтер-офицера, памятуя о словах покойного Беринга, предложили послать пять-шесть человек в шлюпке на Камчатку за помощью. Ваксель возразил, что плыть в шлюпке по океану – это верная смерть, к тому же прибегнуть к такому способу значит обольстить остальных ложной надеждой: люди будут ждать помощи, ничего не предпринимая, и упустят драгоценное время.

Овцын твердо заявил, что единственный выход – снять судно с мели и продолжить плавание на нем; из толпы послышались возгласы «Верно!» и «Правильно!», после чего все как по команде обернулись в сторону «Святого Петра» – вмерзшего в лед и полузасыпанного снегом, с обрывками снастей, свисающими с голых мачт. Вид его внушал уныние. Выждав некоторое время и почувствовав перемену в настроении, Ваксель начал хорошо продуманную речь. Нас слишком мало, а судно слишком велико. Даже если удастся починить его и вычерпать воду, как снять его с мели? Придется выкопать канал, который будет уничтожен первым же приливом; пустая трата времени и сил. Допустим, каким-то чудом корабль вновь окажется на плаву – как провести его через рифы? Парусов мало, снасти изношены…

Поднялся негромкий ропот, невнятное гудение голосов, словно пчелиный рой, потом гул внезапно смолк, и все глаза уставились на Вакселя: что он-то предлагает? Набрав в грудь побольше воздуху, лейтенант изложил свой план: разобрать судно и построить из него новое, поменьше. Хитрово его поддержал.

– Ломать корабль ее величества – это преступление! – выкрикнул Овцын. – Вы отвечаете за него головой, господин лейтенант!

Снова загудели голоса, кто-то принимал сторону Овцына, кто-то – Вакселя. Савелий Лаврентьевич остановил бесплодный спор, согласившись с тем, что прежде следует осмотреть корабль и его повреждения, а уж затем принимать окончательное решение.

На следующий день с утра отправились всей гурьбой по льду на судно. Вблизи картина открылась еще более удручающая, чем издали. Корабль был похож на выпотрошенную тушу. Прислонившись спиной к релингу и положив захваченную с собой бумагу на бочонок, Хитрово принялся писать под диктовку Вакселя протокол освидетельствования пакетбота «Святой Петр». Киль, форштевень и ахтерштевень повреждены, руль отбило и унесло. Якорей ни одного не имеется, и сыскать таковые безнадежно. Такелаж, ванты и канаты во многих местах рвутся и перетерты. Снять судно с места нечаятельно, понеже его много замыло песком. Ниже ватерлинии левую сторону проломало насквозь.