Владимир Красильщиков - В начале будущего. Повесть о Глебе Кржижановском

Во главе стола, точнее, уже за другим, приставленным к нему, как перекладина буквы Т, — Ленин. В левой руке — часы, правая — над листком для заметок.

Рывком поднимается Михаил Александрович Ларин — тот самый, что слывет старым партийным работником и литератором. В былые годы — меньшевик, а в девятьсот седьмом — автор самого правого из проектов созыва «широкого рабочего съезда», которым пытались заменить партию. Во время войны примкнул к Мартову...

Опять Мартов и мартовцы — пусть бывшие! — против Ленина, против ГОЭЛРО...

Ларин так долго подавался вправо, что оказался слева: после Февральской революции он занял самую левую позицию среди меньшевиков-интернационалистов, после июльских событий вошел в большевистскую партию и ныне трудится на посту заместителя председателя Высшего совета по перевозкам. Самонадеян, самоуверен, привык идти напролом, без оглядки и полагает это главным достоинством революционера.

Перед началом заседания, прочитав проект положения о Государственной общеплановой комиссии, подошел к Ленину и шепнул на ухо как бы в шутку:

— Вы дали нам мизинец, мы возьмем всю руку,

Для себя Ленин называет его «архиловким нахалом», смеется:

— Если Ларин просит миллион, то давать ему надо полтинник.

Ларина, и прежде всего его, имел в виду Владимир Ильич, когда предупреждал Кржижановского, что придется отшибать нетактичных коммунистов.

С убежденностью всезнающего метра, с апломбом пророка Ларин бросает в лицо Ленину:

— Как можно признавать ГОЭЛРО основным планом восстановления всего народного хозяйства? Как можно всерьез говорить о немедленном приступе к практическому проведению этого плана в жизнь, если жизнь сплошь и рядом на каждом шагу опрокидывает куда более скромные наши наметки?..

В плане ГОЭЛРО, составленном техниками, хромает экономическое обоснование. Не учтен прирост населения. Слабы расчеты необходимого ввоза и так далее и так далее...

Я считаю, что во главе технической группы, предложенной товарищем Лениным, если хотите, над ней, надо обязательно поставить экономический президиум...

Он говорит многозначительно и запальчиво, то и дело снимая и надевая очки. Отирает взмокший, начинающий лысеть — «бог лица прибавляет» — лоб.

Но Ленин умещает суть его выступления в строку:

...«Дело не кончается одной техникой»...

В три строки — следующее выступление, заместителя председателя Высшего Совета Народного Хозяйства Милютина:

«Ларин часто путает (Милютин)

|| Задача экономически-политическая [Ни разу не возразил Ленин]»

Раскинув перед собой широкие сухие руки так, что левая легла на общий стол, а правая уперлась в тот, за которым сидел Ленин, Рыков поморщился: нет, ни Ларин не произвел впечатления, ни зам не сверкнул красноречием, хотя все же сказал, что с точки зрения методологической план ГОЭЛРО построен неправильно. Взял слово.

Председатель Высшего Совета Народного Хозяйства говорит не торопясь — отмеривая, процеживая каждое слово, каждый вздох: у зама одна ответственность, у преда — иная. Привычно заикаясь, он растягивает начальные согласные — выгадывает секунды, чтобы отмерить, взвесить еще и еще раз:

— Н-н-не надо спешить. В-в-ведь прежде, чем выполнять ГОЭЛРО, его н-н-необходимо еще утвердить. Можно его утвердить н-немедля, с-сейчас? Можно. А нужно ли?.. Может быть, лучше утвердить после съезда электротехнического — после, как сказано в постановлении Совнаркома от восьмого сего февраля, «всестороннего обсуждения технико-экономических вопросов, связанных с осуществлением плана электрификации России»?

Всем своим видом — и тем, как сжимает в кулаке карандаш, как отмахивает такт своим словам, как придерживает вытянутыми пальцами другой руки бумаги на столе, но не заглядывает в них — по памяти безошибочно цитирует нужные параграфы, — всем своим видом Рыков как бы внушает Ленину: «Без моего благословения ГОЭЛРО не отправится в путь. Я могу дать «добро», могу и не дать».

— III-ш-што, если в результате упомянутого «всестороннего обсуждения» упомянутый план электрификации окажется планом электрофикции?.. — Он прикрывает рот ладонью, будто бы разглаживая усы, сдерживает улыбку. — Н-н-не скрою, д-да, я слыхал, что есть ошибки. Товарищ Ларин, товарищ Милютин пять минут назад подтвердили нам это. — И тут же великодушно защищает председателя ГОЭЛРО от Ларина и Милютина: — Кржижановский не только теоретик, но и практик... Однако излишней нервозностью, чрезмерной поспешностью, — смотрит на Ленина, — затемняется существо дела.

Ленин буквально хватает последнюю фразу — с маху так и записывает:

«...затемняется существо дела...»

По тому, как задиристо он склоняет голову, как наперекор противнику — размашисто и стремительно — мчит по листку свой толстый черный карандаш, нетрудно заметить, что он повторяет эту фразу про себя с иной интонацией, вкладывает в нее совсем иной смысл.

Тем временем предложенный Лениным проект атакует уже новый оратор — Валериан Валерианович Осинский, заместитель народного комиссара земледелия. Это экономист и литератор, во время Брестских переговоров — глава «левых коммунистов», сторонник продолжения «революционной» войны, теперь один из вождей фракционной группы «демократического централизма»:

— Легкомыслие — утверждать!.. — Обращается он исключительно к Ленину и с присущей ему особенностью во всем усматривать политиканство, козни, направленные против него, подозрительно щурится, встряхивает густой шевелюрой: — Легкомыслие — утверждать план электрификации! Нарушать решения Восьмого съезда Советов, который не утвердил, а одобрил! Кржижановскому задание не было дано выработать государственный план. Общеплановая комиссия будет наполовину административная комиссия, а Кржижановский не администратор. Разве не так, Владимир Ильич? Сами же вы признавали...

Спокойно, сдерживая себя, Ленин кивает, стискивает зубы так, что желваки играют на лице.

— Вот видите! У него в ГОЭЛРО буржуазные спецы, правые эсеры и прочие, коммунистов мало. ГОЭЛРО должна дать кадры экспертов, а не общеплановой комиссии. И вообще!.. — вдруг махнув рукой, срывается Осинский. — Я всегда был против! Никогда не верил! Почему электрификация, а не газификация, скажем? Все равно пустое фантазерство. Сначала восстановим хоть частью старое, прежде чем строить новое. Я не полагаюсь на Кржижановского. Пусть экономист просмотрит, только экономисты могут сделать...

Его сумбурное, переполненное эмоциями выступление подлило масла в огонь. Дебаты пошли по второму кругу: снова Рыков, снова Милютин, снова Ларин...

«Опять об одном и том же! — недовольно усмехнулся про себя Ильич. — Мешают додумать».