Слава Телегин - Большая Книга. Том 1. Имперский сирота [litres самиздат]

Тим посмотрел в окно. День заметно прибавился: месяц назад в шесть вечера уже темнело, а сейчас вечерние лучи все еще ласкали напоследок нежные голубые розетки крокусов, уже начавших закрываться. Или вот крокусы. Как объяснить компьютеру, что такое мартовские крокусы в Дорчестере под окном? Для него это будет еще один декоративный цветок определенного цветового спектра. Нда. Тим отхлебнул чай, который уже давно остыл. Он очень хорошо помнил свой первый день работы в ЦЕРН по проекту объединения их компьютеров в одну сеть. Три месяца спустя Тим уже написал Enquire, прообраз будущей мировой паутины. Только вместо простого гипертекста он сделал карточки, на которые можно было зайти, но нельзя было редактировать содержащуюся там информацию. Для редактирования нужно было создавать новую карточку, и это вносило путаницу в базу данных. Кроме того, вместо простого клика карточка показывала порядка десятка действий, что часто было не совсем понятно для пользователей. Но тем не менее, «Enquire» работала, обмен информацией между более, чем десятью тысячами сотрудников ЦЕРН все же был обеспечен. Еще три месяца у него ушло на отладку системы и заполнение двух баз данных: по персоналу и программным модулям.

…Джон позвонил им через шесть месяцев, в декабре, как раз тогда, когда у них с Кевином истекал контракт с ЦЕРН. Он сказал, что бинго, у него наконец есть первый большой клиент и еще несколько на очереди. И он просит Тима и Кевина вернуться. Они тогда встретили восемьдесят первый вместе, а сейчас, спустя всего лишь два года, их бизнес цвел почище этих крокусов. Принтеры прочно занимали свое место в офисах по всему миру, и от клиентов отбоя не было. Но Тима это уже не радовало. Ему надо было закончить свою паутину, тем более, что за эти два года он уже знал, как. Сервер, протокол передачи, гипертекст, софт. И возможность свободного редактирования страницы для пользователя. Контроль за редактированием не нужен, невозможно контролировать тысячи, миллионы страниц. Он уже это понял. Тим подумал еще немного, а потом, несколько раз еле-еле кивнув головой и пробормотав «прости меня, Джон», открыл текстовый редактор и написал «ЦЕРН. Руководителю RPC программы господину» … Ему нужны все швейцарские компьютеры, чтобы продолжить. Он покидает Джона с Кевином и возвращается в ЦЕРН. Он сплетет свою всемирную паутину.

Именно в тот мартовский вечер, такой холодный в Алма-Ате, и такой теплый в чрезвычайно милом местечке на юге Англии, зародилось то, что впоследствии назвали World Wide Web или проще говоря, Интернетом. Но Яс уже давно крепко спал: в Алма-Ате, когда Тим закончил свое письмо-заявку, была глубокая ночь.

Опять в Алма-Ате зацвели ландыши и черешня. Начался май, который Яс любил без оглядки, и вот почему. Во-первых, май был последним месяцем школьного года, а всякий школьник знает, что предвкушение близких каникул еще приятнее самих каникул. Когда оценки не ставят, дневник не заполнен, уроки то и дело отменяют, но уже всем все равно. Еще в мае у всех деревьев была одна большая, длящаяся целый месяц свадьба, и все они надевали свои подвенечные платья. Еще был первомайский парад и День Победы. А это значит, воздушные шары, пирожные на площади, а вечером салют!

И наконец, в мае была Пасха. Яс не сильно задумывался тогда, почему этот праздник вызывает у него такое тепло в душе. Может, из-за куличей, которые бабушка Таня обмазывала всегда белым кремом с разноцветными яркими крупинками? Крем застывал в хрустящую корку и был похож на облака, если смотреть на них сверху из самолета. А разноцветные крупинки были похожи на звезды из салюта. В восемь лет Ясу стало интересно, что все это значит, и он попросил маму рассказать ему о Пасхе. Но мама, как оказалось, тоже имела самое расплывчатое представление о куличах. Она, конечно, знала, что праздник Пасхи ознаменовывает собой Воскресение Иисуса Христа, то есть возрождение его после смерти. Но вот в вопросе о куличах мама откровенно плавала. Тогда Яс обратился с этим вопросом к старенькой бабушке Тане, как раз в тот день, когда она и взбивала этот божественный крем на своей кухоньке на Охотской.

– Бабушка, а почему на Пасху пекут куличи и красят яйца?

Бабушка Таня, отряхнула руки от муки, вытерла их о передник и села на табуретку рядом с Ясом. Правнук редко бывал у нее в гостях во время школьного года.

– Так заведено, внучек. Так мы показываем Богу, что мы в него верим. И верим в то, что он воскрес. Яйцо, говорят, это символ воскресения. А про куличи я не знаю. Даже не задумывалась за восемьдесят лет.

– А почему яйцо – символ воскресения?

– Ну, как из яйца возникает курица, а из курицы – яйцо, так и мы после смерти не умираем. Тебе лучше с батюшкой в церкви поговорить, а не со старой прабабушкой.

– Ты что, бабушка. Меня в пионеры принимать будут через две недели. Пионерам в церковь нельзя. И вообще, в школе говорят, что Бога нет. Ну и ладно. А Волшебник есть. – При этих словах Яс пристально взглянул на прабабушку.

– Хорошо, пусть будет Волшебник, – сдержанно, но очень нежно, улыбнулась старенькая Татьяна Ермолаевна, как обычно она улыбалась своему единственному правнуку. – А ты что думаешь про кулич?

Яс, если откровенно, до ее вопроса ничего про кулич не думал. Булка и булка с изюмом и глазурью. Но, если нижняя тестяная часть кулича была для него всегда малоинтересна, то глазурь, напротив, всегда притягивала. Как облака. Но сейчас вдруг задумался, после вопроса прабабушки. И внезапно для самого себя выдал:

– Бабушка, что такое сам кулич, где тесто с изюмом – я пока не надумал. Зато я знаю про белую глазурь. Ну вот. Глазурь с разноцветной крошкой – это небо со звездами. Я, когда на глазурь смотрю и когда на облака – мне одинаково радостно становится. И со звёздами и салютом то же самое.

– Видишь, ты лучше меня даже в этом уже разбираешься! Я бы сама и не догадалась бы, – довольно улыбнулась Татьяна Ермолаевна.

И Яс, довольный произведенным своей речью эффектом на прабабку, схватил со стола свежеиспеченный сладкий пирожок и убежал на улицу к Вовке и Павлику Панам.

Яс, правда, не очень хорошо понимал, почему на пасху надо всем отвечать «воистину воскрес». Говорить «Христос воскрес» для него было нормально, а вот обязательная формулировка ответа напрягала. Как будто он что-то кому-то оказывался должен. Да и вообще, как можно подтверждать то, чего не видел? И еще вот это тяжелое, какое-то затхлое слово «воистину». Как будто нельзя сказать «ура» или «как это здорово» или «и я так думаю», ну или что-нибудь в этом роде, то, что будет искренне. Но, на фоне кулича с изюмом и белой глазури это «воистину воскрес» была такая мелочь, что долго забивать себе этим голову не было смысла. Гораздо важнее было угадать яйцо с самой прочной скорлупой. И последнее, last but not least. В тот май Яс впервые столкнулся с феноменом трансформации ментально-духовной энергии в материю или, говоря народными терминами, со сбычей мечт.