Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

Отец простер к сыну руку, и он напрягся, готовясь дать отпор, однако мясистая отцовская длань не ударила его, не сжалась в грозный кулак, не причинила ему боли. Она легла ему на плечо. Через ткань рубашки он почувствовал давление всех пяти кончиков пальцев, уловил и знакомые запахи выделанной кожи, с остаточным запашком — острым, едким запахом застарелой мочи — дубления.

Отцовское пожатие, направившее его к стулу, вызвало у него новое, непривычное, лишенное взрывоопасной агрессии ощущение.

— Садись, — спокойно произнес отец и также показал на второй стул, взглянув на Агнес, которая успокаивала встревоженную птицу, — и ты тоже садись, девочка.

Чуть помедлив, сын подчинился. Агнес расположилась рядом с ним, продолжая поглаживать шею пустельги пальцами. Он заметил, что мать рассматривает ее с выражением недоверчивого и откровенного изумления. И ему опять захотелось рассмеяться. Но вот заговорил отец, вновь вернув себе его внимание.

— У меня нет сомнений, что мы сможем… — Он помедлил, подыскивая приличествующие обстоятельствам слова, — прийти к соглашению.

На лице отца проявилось странное выражение. Сын смотрел на него, пораженный странностью увиденного. Губы отца растянулись, обнажив зубы, а в глазах загорелся загадочный огонек. Сын не сразу понял, что на самом деле Джон так улыбался.

— Но, Джон, — протестующе воскликнула мать, — мы же не можем согласиться с таким…

— Помолчите, женщина, — оборвал ее Джон, — мальчик же сказал, что они обручились. Разве вы не слышали? Никто из моих сыновей не станет отказываться от своих обещаний, не будет увиливать от ответственности. Наш парень сделал невесте ребенка. Он взял на себя ответственность и…

— Ему же еще только восемнадцать лет! И в руках никакого дела! Как, по-вашему, он сможет…

— Я велел вам помолчать, — взревел отец с обычной для него грубой яростью, хотя через мгновение уже продолжил новым для него, вкрадчивым, почти угодливым тоном: — Мой сын ведь дал вам обещание, верно? — спросил он, глядя на Агнес. — Прежде чем затащить в кусты?

Агнес продолжала поглаживать птицу. Она ответила Джону спокойным пристальным взглядом.

— Мы оба дали обещание друг другу.

— И что ваша мать… ваша, простите, мачеха — сказала по поводу вашего обручения?

— Она… не одобрила его. Летом. А теперь, — Агнес показала рукой на свой живот, — не знаю.

— Понятно. — Отец помедлил, задумавшись о чем-то.

В этот момент сын уловил нечто знакомое в отцовском молчании и догадался, что скрывается за тем взглядом, каким он смотрел на него: хмурым, но заинтересованным. Такое выражение появлялось на лице Джона во время обдумывания сделок, выгодных сделок. Так же он выглядел, когда ему перепадало много дешевых шкур, или пара лишних тюков шерсти для сокрытия на чердаке, или когда сделку с ним пытался заключить неопытный торговец. Именно таким выражением лица он пытался обмануть партнера, делая вид, что лучше откажется от сделки.

В глазах горела алчность. Ликование. Однако они прикрывались завесой мрачности. Это охладило радость его сына, пронзило ледяной стрелой до глубины души. Побудило вцепиться обеими руками в края кресла.

Его женитьба, внезапно понял сын, с удушающим ощущением неверия, будет выгодна его отцу, какие бы сделки он ни заключил с вдовой этого фермера. Отец собирался повернуть все это — избитое лицо Агнес, ее приход сюда с пустельгой и растущим в утробе ребенком — к своей собственной выгоде.

Он не мог поверить в это. Просто не мог поверить. Получается, что они с Агнес нечаянно сыграли на руку его отцу. От этой мысли ему захотелось убежать из комнаты. Из того, что происходило между ними двумя в «Хьюлэндсе», в лесу, где пустельга стрелой пронзала ткань листвы над ними, могли свить веревку, с помощью которой отец еще крепче привяжет его к этому самому дому, к этому городу. Нестерпимо. Невыносимо. Неужели ему не суждено избежать такой судьбы? Сумеет ли он вырваться на свободу из родительского дома, от властного отца и его торговли?

Вновь заговорив тем же медовым голосом, Джон сообщил, что немедленно отправится в «Хьюлэндс», чтобы поговорить с вдовой фермера и братом Агнес.

— Уверен, — заключил он, — что мы с ними сможем прийти к соглашению на выгодных всем нам условиях. Наш парень хочет жениться на их девушке, — заметил он, взглянув на жену, — и девушка хочет замуж за нашего парня: имеют ли они право запрещать их союз? Ребенок должен родиться в законном браке, не может же он явиться в этот мир нежеланным бастардом. Разве это будет не их потомство? По такой веской причине устраивается множество свадеб. Против природы, хе-хе, не попрешь.

И, закончив сии рассуждения, он усмехнулся и игриво ухватил жену за бок, а его сын с тошнотворным ощущением опустил голову, не желая ничего видеть.

Джон вскочил на ноги, лицо его раскраснелось, исполненное пылкого рвения.

— Так и порешим. Я отправляюсь в «Хьюлэндс», дабы изложить мои условия… наши условия… дабы… скрепить сей на редкость… неожиданный… и, надо сказать, благословенный союз между нашими семьями. Девушка останется здесь. — Глянув на сына, он кивком позвал его за собой: — Будь любезен, выйди на пару слов.

В коридоре Джон мгновенно сбросил притворное добродушие. Схватив сына за воротник, он коснулся холодными пальцами его шеи и притянул к себе так, что их лица оказались в непосредственной близости.

— Говори, — угрожающим тоном произнес он, — есть там у тебя еще сюрпризы?

— О чем вы?

— Признавайся. Больше ни с кем не грешил? Верно?

Сын почувствовал, что его плотно приперли к стене. Отцовские пальцы, скрутившие воротник, с такой силой сдавливали его горло, что он начал задыхаться от нехватки воздуха.

— Так верно? — прохрипел отец ему в лицо, обдав нечистым дыханием с каким-то рыбным душком. — Сколько еще йоркширских девок прибегут в мой дом, заявляя, что ты обрюхатил их? Придется ли мне разбираться с другими? Признавайся, быстро! Ведь ежели у тебя есть еще грешки и ее родня узнает об этом, то нас ждут неприятности. Большие неприятности для всех нас. Соображаешь?

Задыхаясь, сын попытался оттолкнуть отца, но его локоть врезался ему в плечо, а рука мощно давила на горло. Он хотел сказать: «Нет, ни с кем я больше не грешил, и она не девка, как вы смеете говорить такое!» — однако не смог выдавить ни слова.

— И ежели ты вспахал… и посадил еще хоть одно семя… то я убью тебя. А не я, так ее брат. Ты слышишь меня? Клянусь, я лишу тебя жизни, Бог свидетель. Так и заруби себе на носу.

Напоследок еще сильнее стиснув ему горло, отец убрал руку и так стремительно выскочил из дома, что дверь с грохотом захлопнулась за его спиной.

Сын, согнувшись, хватал ртом воздух, потирая шею. Выпрямившись, он заметил, что на него поглядывает Нед, отцовский подмастерье. Они обменялись долгими взглядами, потом Нэд отвернулся и, усевшись за свой верстак, опять принялся за работу.