Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

— Нет, Эдмунд, не подходи к огню, а то будет бо-бо.

Он радостно обернулся к ней, взволнованный тем, что она поняла его. «Огонь, горячо, нельзя подходить, а то будет больно», — постоянно предостерегали его. Он знал, что нельзя подходить к камину, однако как раз огонь обладал для него неотразимой притягательной силой, его яркие, пламенные языки, жар, опаляющий лицо, и набор восхитительных железных орудий для закладки дров, помешивания и захвата.

Элиза слышала, как гремит кастрюлями и сковородками на дворовой кухне ее мать. Она пребывала в дурном настроении и уже успела довести до слез служанку. Занимаясь сегодня приготовлением свадебного обеда, Мэри изливала на бедняжку весь свой неистовый гнев. Баранина никак не хотела запекаться. Тесто для пирога разваливалось. Опара поднималась слишком медленно. Цукаты получились жестковатыми. Элизе показалось, что кухня попала в центр урагана и ей лучше оставаться здесь вместе с Эдмундом ради их же собственной безопасности.

Пальцы Элизы ловко вплетали концы веточек в ободок венка; другой рукой она осторожно поворачивала уже сплетенную дугу.

Сверху до нее доносились какие-то громыхания и глухой перестук шагов ее братьев. Судя по этим звукам, они боролись наверху около лестницы. Странное ворчание сменилось взрывом смеха, жалобными мольбами Ричарда о пощаде и лживыми утешениями Гилберта, все это перемежалось глухими ударами и скрипом половиц, а в итоге раздался сдавленный вой.

— Мальчики! — раздался грозный окрик из перчаточной лавки. — Прекратите сейчас же! Иначе я поднимусь, и тогда уж вы у меня завоете по-настоящему, да-да, я не посмотрю, что у нас нынче свадьба.

Трое братьев появились в дверном проеме, отталкивая друг друга. Старший брат Элизы, жених, проскользнув комнату, обнял ее и поцеловал в макушку, потом, устремившись к камину, подхватил на руки Эдмунда и подбросил его в воздух. Малыш еще сжимал в одной руке деревянную ложку, а в другом кулачке — пучок листьев. Старший брат покружил его немного. Эдмунд заливисто смеялся, его бровки восторженно поднялись, как и взлетевшие со лба локоны волос. Он неловко попытался засунуть ложку в рот. Потом жених поставил малыша на пол, и все трое старших братьев исчезли за дверью и выбежали на улицу. Бросив ложку, Эдмунд огорченно смотрел им вслед, не в силах понять столь внезапного бегства.

— Они вернутся, Эд, — рассмеявшись, успокоила его Элиза, — скоро вернутся. Когда он обвенчается. Вот увидишь.

В дверях появилась Агнес. Она тщательно расчесала свои длинные волосы. Они струились по ее спине и плечам блестящим черным плащом. Ее нарядного платья светло-желтого, почти лимонного цвета Элиза раньше не видела, его юбка лишь слегка приподнималась под лифом.

— Ах! — всплеснув руками, воскликнула Элиза. — Сердцевинки маргариток будут чудесно гармонировать с этим желтым цветом.

Она поднялась из-за стола, взяв в руки готовый венок. Агнес наклонилась, и Элиза увенчала им голову невесты.

Ночь выдалась морозная. Все листья, стебли и ветви по пути к церкви покрылись легким инеем. Земля скрипела под ногами. Возглавляли праздничную процессию жених со своими дружками: их веселая компания громко и весело шумела, распевая песни, один из друзей наигрывал на свирели отрывки то одной, то другой мелодии. Превосходя ростом всех впереди идущих, Бартоломью, опустив голову, следовал за ними.

Невеста шествовала прямо, не глядя по сторонам. Рядом с ней шли Элиза с Эдмундом на руках, Мэри, несколько подружек Агнес и жена пекаря. Джоан с тремя своими родными дочерьми держалась в стороне. Джоан вела за руку младшего сына. Сестры шли рядом, рука об руку, хихикая и перешептываясь. Элиза несколько раз украдкой взглянула на них и отвернулась.

Агнес заметила это, заметила, как лицо Элизы вдруг затуманила грусть. Она все замечала. Побуревшие кончики плодов шиповника в живой изгороди; несобранную ежевику, оставшуюся на верхних, слишком высоких ветвях; быстрый промельк дрозда, слетевшего с ветвей стоявшего на обочине дуба; белые облачка пара от дыхания мачехи, тащившей за собой младшего сына, и странные бесцветные пряди ее волос, выбившиеся из-под головного платка, сильно раздавшиеся бока. Агнес видела, что Кэтрин получила в наследство нос матери, с уплощенной широкой переносицей, Дженни достался низкий материнский лоб, а Маргарет — толстая шея и удлиненные мочки ушей. Видела, что Кэтрин обладала даром или способностью радоваться жизни, и Маргарет — тоже, хотя и в меньшей степени, а вот Дженни такой радости вовсе не досталось. Она узнавала черты отца в самом младшем сыне, он как раз шел, держась за руку Кэтрин: светлые волосы, почти квадратную посадку головы и загнутые вверх уголки рта. Она ощущала, как с каждым шагом ленточные подвязки на чулках то сильнее, то слабее сжимали ее ноги. Ощущала легкое покалывание и колебания веточек, ягод и цветков в своем венке; ощущала легчайшие токи соков, питавших их стебли и листья. Она ощущала согласованный ритм жизни собственного тела, своевременные, как у растений, токи или течения, или приливы, или кровотечения от нее к растущему в ней ребенку. Одна ее жизнь заканчивалась; начиналась другая. Могло случиться все, что угодно.

Она осознавала также где-то слева присутствие ее родной матери. Она могла бы быть здесь с ней, если бы жизнь сложилась иначе. Именно она могла бы держать ее за руку и отпустила бы дочь перед храмом, позволив Агнес идти к алтарю. Ее шаги совпадали бы с биением ее сердца. Они могли пройти этот путь вместе, бок о бок. Именно она сплела бы венок и закрепила его на голове Агнес, расчесала бы ее волосы, позволив им свободно рассыпаться по плечам. Она могла бы взять голубые ленты и обвязать ими ее чулки, вплести их в пряди ее волос. Да, она могла бы сейчас быть с ней.

Но, разумеется, она присутствовала здесь сейчас в той или иной ипостаси. Агнес не нужно поворачивать голову, не хочется спугнуть ее дух. Ей достаточно знать, что мать здесь, явлена ей в эфирном бестелесном образе. «Я вижу тебя, — мысленно сказала Агнес, — я знаю, что ты здесь, со мной».

Она продолжала смотреть вперед, на расстилавшуюся дорогу, где впереди с мужчинами мог бы идти и ее отец, и заметила своего будущего мужа. Темную камвольную шерсть его шляпы, его легкую походку, более пружинистую, чем у других, окружавших его мужчин — его братьев, отца, ее друзей и ее братьев. «Оглянись, — мысленно пожелала она ему, продолжая спокойно идти вперед, — посмотри на меня».

Она не удивилась, когда он именно так и поступил, его голова повернулась, он откинул назад волосы, чтобы взглянуть на нее. На мгновение их взгляды встретились, он замедлил шаг и улыбнулся. Вскинув руку в приветливом жесте, а потом и вторую тоже, он соединил большие и указательные пальцы. Агнес шутливо склонила голову набок. Он ответил ей тем же, по-прежнему улыбаясь. Она подумала, что он пытался показать ей надетое на палец кольцо… или, может, сердечко. Один из его братьев, наверное, Гилберт, не слишком уверенно подумала Агнес, толкнул его вперед, обхватив за плечи. Он тоже шутливо обхватил Гилберта за шею, чем вызвал возмущенный возглас юноши.