Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

Сюзанна продолжала петь песенку, хлопая в ладоши. На ее пухлых пальчиках у суставов заметны ямочки. Детская песенка давно повторялась с одним и тем же простеньким мотивчиком и с не более сложным набором словечек. Очевидно, песня надоела отцу ребенка, он поморщился и зажал рукой одно ухо.

Агнес нахмурилась. Она подумала о плавающем в водной стихии ее живота ребенке, он ведь слышит все происходящее, дышит тем же порочным воздухом; она подумала и о благополучии маленькой, но уже весомой Сюзанны на своих коленях; задумалась о том, почему эта серая гнилостная аура исходит от ее мужа.

Неужели именно женитьба, ребенок и семейная жизнь стали причиной столь явного расстройства? Или, может, само пребывание в этом жилище так странно высасывает из него жизненные силы? Она не могла этого постичь. Но сам вопрос глубоко встревожил ее. Разве может она сообщить ему о зародившейся в ее животе новой жизни, пока он пребывает в таком состоянии? Ее новость могла только усугубить его мрачную меланхолию, и ей нестерпимо было даже думать о том, что ее новость воспримут не с искренним восторгом, а хотя бы с легкой ноткой тоски.

Она произнесла его имя. Никакого отклика. Она окликнула его по имени. Он вскинул голову и взглянул на нее: его лицо ужаснуло ее. Серое и одутловатое с клочковатой, растрепанной бородкой. Как же он мог дойти до такого состояния? Как это произошло? Почему она не замечала никаких признаков столь разительной перемены? И если честно, то действительно ли она не замечала или просто предпочитала не замечать?

— Вы заболели? — спросила она его.

— Я? — вяло удивился он после долгой паузы, словно с трудом воспринял ее вопрос и смог ответить. — Нет. А почему вы спросили?

— Вид у вас нездоровый.

Он вздохнул. Потер рукой лоб, глаза.

— Разве такой уж нездоровый? — уточнил он.

Агнес встала, переместив Сюзанну на бок. Коснулась рукой его лба, ощутив его холодную, как кожа у лягушки, липкость. Он раздраженно мотнул головой, отстранившись от жены.

— Все в порядке, — выдавил он с таким трудом, словно слова были камнями, — не беспокойтесь.

— А что беспокоит вас? — спросила она.

Сюзанна дрыгала ножками, пытаясь привлечь к себе внимание матери и попросить продолжить веселую песенку.

— Ничего, — глухо сказал он, — я устал. Только и всего. — Он встал, и ножки отодвинутого стула со скрежетом проехались по полу. — Пойду прилягу.

— Почему же вы даже не поели? — спросила Агнес, подбрасывая Сюзанну, чтобы утихомирить ее. — Вас не устраивает хлеб и мед?

— Я не голоден. — Он покачал головой.

— Помнится, ваш отец просил вас сходить с утра к…

Резко взмахнув рукой, он оборвал ее:

— Передайте ему, пусть пошлет Гилберта. Сегодня я никуда не пойду. — Шаркая ногами по полу, он направился к лестнице, и за ним шлейфом потянулся тот странный запах, словно он уносил кучу грязного, давно не стиранного белья. — Мне нужно выспаться, — буркнул он напоследок.

Агнес следила за тем, как он поднимался по ступеням, держась за перила. Когда он скрылся наверху, она взглянула в круглые, темные и смышленые глаза дочки.

— Спой, мам-ма, — последовал совет Сюзанны.

— Что случилось, — шепотом спросила она его ночью, — чем вы озабочены, могу ли я помочь вам? — Она мягко коснулась его груди, где под ее ладонью билось его сердце, ритмично и настойчиво, словно задаваясь одним и тем же вопросом и не получая ответа.

— Ничего, — кратко ответил он.

— Но что-то же должно быть, — заметила она, — разве вы сами не понимаете, или вам не под силу говорить об этом?

Он тяжело вздохнул, его грудь поднялась и опала под ее ладонью. Он потянул край простыни и поерзал, пристраивая поудобнее ноги. Она почувствовала, как его пятка царапнула ее ногу и как он нервно дернул простыню. Они лежали вместе на кровати под балдахином, словно в уютной пещере, Сюзанна спала на соломенном тюфяке, раскинув руки, ее губки плотно сжались, а пряди темных волос прилипли к щекам.

— Может быть… — начала она, — вы… вы жалеете, что мы поженились? Может, из-за этого вы страдаете?

Впервые за много дней он вдруг повернулся к ней, на лице его отразились обида и потрясение. Он накрыл ее руку своей ладонью.

— Нет, такого быть не может, — сказал он, — как вы могли подумать? Я живу только ради вас и Сюзанны. Все остальное не имеет значения.

— Тогда в чем же ваша печаль? — задумчиво произнесла она.

Приподняв ее руку, он поочередно поцеловал кончики ее пальцев.

— Не знаю, — изрек он, — пустяки. Тоска какая-то на душе. Меланхолия. Пустяки.

Она уже засыпала, когда он тихо сказал, или ей почудилось:

— Я в растерянности. Заблудился…

Придвинувшись к жене, он крепко обнял ее за талию, словно боялся, что какая-то огромная волна могла унести ее от него.

В последующие дни она внимательно следила за мужем, оценивая его состояние, как врач заболевшего пациента. Она заметила, что по ночам он страдал бессонницей, а по утрам не мог проснуться. Поднимаясь все-таки к середине дня, он пошатывался от слабости, как пьяный, с посеревшим лицом и в унылом, мрачном настроении. Исходящий от него неприятный запах усилился, стал более кислым и вонючим, пропитав уже и его одежду, и волосы. Подойдя к двери в их флигель, его отец начал кричать и ругаться, призывая сына пошевеливаться и приниматься за работу. Агнес понимала, что должна оставаться спокойной и уравновешенной, должна стать сильнее, чтобы продолжать поддерживать нормальную жизнь в доме, не позволив мужу погрузиться в мрачную темноту, побороть ее, преодолевая собственные слабости и защищая Сюзанну.

Она заметила, как муж, еле волоча ноги и тяжко вздыхая, отправлялся на уроки к ученикам. Наблюдала, каким взглядом, глядя в окно, он провожал своего брата Ричарда, вернувшегося из школы. Видела, с каким хмурым видом он сидел за родительским столом, вяло копаясь в еде на тарелке. Заметила, как его рука потянулась к кувшину эля, когда отец принялся хвалить Гилберта за то, как умело он договорился с рабочим из кожевенной мастерской. Заметила, как малыш Эдмунд, подойдя к любимому брату, уткнулся головой в его рукав; мальчику пришлось несколько раз стукнуть лобиком по его руке, прежде чем брат осознал его близость. Видела, с каким отсутствующим и усталым видом он поднял мальчика и посадил к себе на колени. Видела, как напряженно вглядывался Эдмунд в лицо брата, прижимая ладошки к его небритым щекам. Видела, что один только Эдмунд из всей родни заметил, что с братом что-то неладно.

Она видела, как ее муж вздрагивал на стуле, если вдруг кошка запрыгивала на стол или ветер хлопал дверью, даже если тарелку ставили на стол с громким стуком. Она видела, как подначивал его Джон, как он презрительно насмехался над ним, призывая Гилберта тоже посмеяться над братом.