Сергей Заграевский - Архитектор его величества

Высокие холмы, окружающие Волгу у Твери и Кснятина, при движении вверх по Нерли постепенно вновь сменились верховыми болотами, только не с перелесками, а с большими лесами. Снег усилился, и вскоре с неба падали уже не снежинки, а хлопья. На земле снег сначала таял, потом перестал, и все вокруг стало белым. Но лед на реке пока не появился, и гребцы лихорадочно налегали на весла.

Сие соревнование с погодою окончилось в одном-двух днях пути от Клещина озера. Снег прекратился, и ночью ударил сильный мороз. Нерль встала, и двигаться по ней стало невозможно. Нам ничего не оставалось, кроме как навьючить на себя наши скромные пожитки и отправиться пешком вдоль реки, спрятав корабль в тихой речной заводи: Клим и воины собирались весною за ним вернуться.

Снега было не очень много — по щиколотку, и он почти не мешал идти. Мешала раскисшая болотистая почва, которая под снегом не успела замерзнуть. Мешал густой лес, у воды иногда вообще непроходимый. Мешали и мелкие ручейки, которые не были видны под снегом: мы часто в них проваливались, и ноги были мокрыми у всех. Мороз был сильным, хотя и не настолько, чтобы птицы замерзали на лету, как говорят про русские морозы у нас в Империи. Ночами мы разводили огромный костер и грелись около него.

Днем в глубине леса все время мелькали какие-то серые тени. Клим, на которого я после новоторжской бани обиделся, но потом по-христиански простил, объяснил мне, что это волки, но бояться их не стоит, ибо нас много и мы хорошо вооружены, к тому же в начале зимы хищники сыты и спокойны, в лесах для них и так много дичи — лоси, олени, кабаны, зайцы. Весною волки гораздо злобнее и опаснее, и если бы дело было в феврале или марте, они могли бы собраться в огромную стаю и напасть, не считаясь с потерями от нашей обороны — такие военные термины использовал наш рулевой.

Ночами вокруг нашего костра в лесу будто бы зажигались лампады: это огонь отражался в глазах волков, собиравшихся поодаль и глядевших на нас. Когда хищники начинали подбираться ближе, кто-нибудь из воинов брал лук и пускал стрелу в сии огоньки. Если он попадал в цель, раздавались рычание, вой и визг: у сих исчадий ада принято пожирать раненых и убитых собратьев. Горящие глаза на некоторое время исчезали.

Так что, хвала Пресвятой Деве-заступнице, волки нас не трогали, лишний день пути уже значения не имел, шли мы спокойно и неторопливо, постепенно приноровились к здешним лесам и даже начали кое-где спрямлять путь в речных излучинах. Я вполне выздоровел и чувствовал себя неплохо, хотя брат Северин на всякий случай все равно поддерживал меня за локоть и не давал нести никакой поклажи. Но все хуже и хуже становилось Ратибору Борисовичу. От влажности, болотной тины и длительной ходьбы его рана воспалилась, из нее начал обильно течь гной, нога распухла и почернела. Он хромал все сильнее и сильнее, потом уже не мог идти сам, и двое воинов вели его под руки. Искать в лесу целебные травы уже было бесполезно: все скрылось под снегом. У Ратибора начался сильнейший жар. Воины сделали носилки из двух больших сучьев и плаща, положили на них доблестного боярина и поочередно несли.

В бреду Ратибор все время вспоминал какую-то чашу, которую везли к Георгию Долгорукому, а теперь потеряли, и ее надо найти и отдать князю Андрею. О какой чаше шла речь — я не понял, не понимаю и сейчас, когда пишу тебе сие письмо. Может быть, какая-то чаша была в императорских дарах, конфискованных новгородским князем? Но почему она так важна? Или то был лишь плод воспаленного воображения несчастного боярина?

На четвертый день пути — насколько все-таки на ладье было бы быстрее! — мы вышли на берег Клещина озера. Оно уже волею Господней было покрыто льдом, и довольно прочным: вода стоячая, место открытое, снег сметен ветром. И мы решили рискнуть и пойти напрямую: тогда уже к вечеру мы могли прийти в Переяславль. На лед за нами сунулись несколько волков, но точно пущенные стрелы заставили их убраться обратно в лес, и они могли удовольствоваться лишь теплыми трупами застреленных собратьев.

Клим шел впереди, проверяя лед длинным шестом, потом цепочкою шли его воины, а потом, по их следам, — все остальные. Лед потрескивал, но держался, и все было хорошо, пока двое слуг не забыли осторожность, не отошли от нашей процессии немного в сторону и не провалились. Как мне потом объяснили, Клещино озеро неглубокое, и в местах, где с его дна бьют ключи, лед всегда более тонок.

Вылезти страдальцы не могли, ибо тонкий лед по краям полыньи обламывался. По той же причине и мы ничем не могли им помочь. Клим пытался подползти и протянуть им шест, но сам едва не провалился и был вынужден отпрянуть назад. Нам оставалось только наблюдать, как тонули сии несчастные, беспомощно слушая их мольбы о помощи и предсмертные крики. Все, что я мог сделать для них, — это послать им последнее благословение и молить Господа о спасении их душ.

И вот наконец мы достигли Переяславля Залесского, желанной цели нашего путешествия.

Город сей имеет любопытную историю. Недалеко от него, на высокой горе у Клещина озера, находится старинный городок Клещин [41] Ныне не существует, на его месте остались лишь валы. . Лет пять-шесть назад Георгий Долгорукий решил возвести у сего озера свою новую столицу — видимо, решил уподобиться Константину Великому, перенесшему управление империей из Рима в Константинополь. Князь затеял на пустынной равнине около озера огромное строительство, призвал на работу чуть ли не все население Клещина, еще и пригнал множество работников из других городов, окружил валами и деревянными стенами огромную территорию акров в сто тридцать [42] 50 га. и за неимением в сем необжитом краю достаточного населения стал то ли силою, то ли обещаниями привилегий переселять туда жителей Клещина. Но потом князь уехал в Киев, жители переселились лишь частично, да и в любом случае население маленького Клещина не могло обжить огромный Переяславль. Так и получилось, что внутри длиннейших, гораздо более мили [43] Примерно 2500 м. , валов стоят только построенная в тот же год небольшая каменная церковь Преображения Спаса, скромный деревянный княжеский дворец и совсем немного беспорядочно разбросанных теремов и деревенских изб. Остальную территорию, и то не всю, занимают обширные огороды.

Я обратил внимание на то, что церковь Спаса находится не в середине города, а около вала: видимо, в середине князь собирался строить большой городской собор, а сию церковь оставить как домовую. Кстати, не мне ли собирался поручить Георгий строительство сего несостоявшегося собора?

Наместник Переяславля — старый боярин Гордята Ставич, соратник и Долгорукого, и Ратибора Борисовича. Увидев, в каком состоянии несчастный Ратибор, Гордята созвал лекарей со всего города, но они не смогли помочь: уже было поздно даже ампутировать ногу, чернота поднялась до паха, и на следующий день боярин скончался.