Сергей Заграевский - Архитектор его величества

Несмотря на усталость, я до самого конца не отходил от постели Ратибора, и в предсмертном бреду он обратился ко мне и начал опять что-то говорить про чашу, которую непременно надо найти, потому что это Святой Грааль. Больше я ничего не расслышал, да и то, что расслышал, вновь не понял. Я знаю, что в кельтских и норманнских легендах Грааль — одно из орудий Страстей Христовых, чаша, из которой Господь наш вкушал на Тайной вечере и в которую Иосиф из Аримафеи собрал кровь из его ран после распятия. Но если мне не изменяет память, наша Церковь сию чашу как святую реликвию никогда не обретала, это именно легенда, с недавних пор полюбившаяся нашим миннезингерам, которые берут на себя смелость утверждать, что испивший из сей чаши получает какие-то невообразимые блага вплоть до земного бессмертия. Такие легенды Церковь справедливо приравнивает к колдовству.

Почему о сем Граале вспоминал на смертном одре русский боярин? Может быть, он во время пребывания в Империи услышал на сию тему какую-нибудь песню наших менестрелей, и она запала ему в память?

Как бы то ни было, отважный Ратибор Борисович отдал душу Господу, и через три дня его отпели. По такому случаю, как смерть славного боярина, которого здесь многие знали и уважали, была отворена церковь Преображения Спаса: на Руси каменные храмы не отапливаются, и зимою в них служат только по большим праздникам, остальные литургии проводятся в теплых деревянных храмах неподалеку.

На панихиду пришло множество жителей Переяславля, и в церкви было тесно. Стоял полумрак: узкие окна, которые в случае использования храма как главной крепостной башни должны служить бойницами, пропускали очень немного лучей низкого зимнего солнца. А поскольку от дыхания многих людей в морозном застоялом воздухе висел густой пар, то не было видно почти ничего, кроме огоньков свечей и лампад. На Руси старших священников называют протопопами, прибавляя к латинскому слову греческую приставку. И протопоп Спасской церкви заиндевевшими от мороза губами читал заупокойный канон. Я, смиренно обнажив голову, тихо подпевал.

Поскольку речь зашла о церкви Преображения Спаса, то я должен поведать тебе о сем первом увиденном мною творении Саввы Нажировича, архитектора Георгия Долгорукого. Строительство при Долгоруком не успели завершить: не были устроены полы, не хватило металла на покрытие купола и сводов. И только сим летом на пол положили изразцовую плитку, но купол и своды так и остались обшитыми деревянным тесом. Росписей внутри еще нет.

Храм невелик: его размеры в плане, по моим прикидкам, тридцать на двадцать локтей [44] 20 x 15 м. , то есть гораздо меньше Софии Новгородской. Выстроен он в тех же византийских формах, имеет одну главу, внутри — четыре столпа. Но такого башнеобразного церковного здания с огромной и тяжелой главою мне не приходилось видеть ни в Новгороде, ни в Византии, ни тем паче у нас в Священной Римской империи: наши базилики всегда как бы распластаны по земле, и в небо устремлены только башни, а храм в Переяславле сам по себе является башнею.

А еще от других виденных мною русских храмов переяславский отличается материалом: построен он не из плинфы и не в смешанной технике, а целиком из гладкотесаного природного камня, называемого здесь «белым»: сей камень имеет весьма светлый оттенок, даже светлее, чем в наших славных городах Регенсбурге и Штраубинге. Точно такая же техника обработки камня применяется у нас в Империи, и не зря покойный Савва Нажирович, как рассказывал мне покойный же Мирослав, обучался строительным наукам и искусствам не где-нибудь, а в императорском городе Шпайере [45] Другой вариант русского написания названия этого города — Шпейер. .

Вечером состоялись поминки по Ратибору Борисовичу. Гордята пригласил только старых соратников Георгия Долгорукого. Было всего человек десять — двенадцать, все — знатные бояре, из купеческого сословия не было никого: здесь вообще не принято сажать купцов за один стол с боярами, как это имеет место в Новгороде и Пскове. Да и новгородско-псковские бояре — в основном не благородные люди, а те же купцы, только побогаче. А к переяславскому наместнику даже брат Северин не был приглашен, только я, причем Гордята предварительно осведомился о моей сословной принадлежности и просиял, узнав про родовой баронский титул. На сих поминках пили так, что многие гости не смогли встать из-за стола: такого перепоя я не наблюдал даже во Пскове среди плотников. А пока не перепились, вспоминали войны, которых князь Георгий на своем веку провел немало: уже более сорока лет назад он возглавил поход на булгар и с тех пор почти не прекращал воевать то с булгарами, то с новгородцами, то — чаще всего — с собственными родственниками.

Хвала всемогущему Господу, жизнь моя вроде бы становится все более и более приличествующей моему сану и миссии. Мне выделены покои в тереме Гордяты Ставича, его слуги приветливы и исполнительны, по приезде я сходил в баню — разумеется, не в общую, а в собственную баню сего достойного боярина. Впрочем, как мне объяснили, такого содома, как в новоторжских банях для путешественников, в благонравных городах Суздальского княжества не бывает, и даже если мужчины и женщины парятся вместе, это не сопровождается гнусным развратом.

Мое аббатское облачение в полном порядке, я чисто выбрит, тонзура на голове выстрижена, во время прогулок меня спасают от мороза теплые сапоги на меху, подбитые мехом штаны под сутаною, кафтан поверх сутаны, высокая боярская шапка с аббатской ермолкою под нею, теплые рукавицы и великолепный плащ на меховой подкладке — подарок Гордяты. Брат Северин тоже ни в чем не нуждается, хотя согласно здешним строгим правилам чинопочитания и одет более скромно, и пользуется меньшим уютом. Но для сего славного монаха-молчальника земные блага имеют еще меньшее значение, нежели для меня.

Любезный брат мой во Христе, сие письмо получилось длинным, ибо у меня сейчас появилось немного свободного времени, и я решил его использовать для того, чтобы ты возможно более подробно узнал о моих здешних приключениях. Мороз усиливается, на днях открывается зимник по рекам, и наши славные псковские воины во главе с Климом договорились со своими земляками-купцами и отбывают вместе с ними на родину. Они возьмут с собою сие письмо, дабы отправить из Пскова. Многие тамошние купцы в поисках выгоды пренебрегают опасностями зимнего плавания по Восточному морю и отправляются на больших кораблях в северогерманские города даже зимою, а если зима настолько холодна, что заливы Восточного моря замерзают, то едут на санях сухопутными дорогами. Поэтому я надеюсь, что с Божией помощью мое послание до тебя скоро и благополучно дойдет.