Лариса Шкатула - Казачья доля: воля-неволя

И конопля… Добрые люди давно ее в реку заложили, только у Гречко до сих пор конь не валялся. А ведь на следующий год понадобится столько холста – придется дочку замуж выдавать…

О том, будет ли у нее хороший жених, Михаил Андреевич и не сомневался. В последнее время, нет-нет, да и заговаривали с ним казаки:

– Миша, ты как, сватов ждешь?

– Рановато еще, довольно усмехался Гречко.

А что, девка выросла красивая, справная, кровь с молоком. Чего только Зоя на нее осерчала, толком так и не сказала… Но у них всегда было: один родитель наказывает – другой не мешайся. Ну, волнуется девчонка, не знает, что за жениха ей подберут, так что же, сразу ее от себя отсылать?

Что-то с Зоей последнее время творится, не понять. Ходит, думает, сидит – думает. О чем? В доме все хорошо. Жизнь наладилась. Муж теперь все время дома, хозяйство справляется… Свою жену он никогда не мог понять. Но порой, чего греха таить, пробегала мысль, что Зоя все же не стала настоящей казачкой, хоть и живет всю жизнь с казаками.

На четвертый день Зоя Гречко с кровати поднялась. Разве улежишь, когда на подворье столько дел, и их никто за тебя не сделает? Даже твоя юная дочь, которая оказалась не на шутку перепуганной болезнью матери и старалась, как никогда усердно, делать работу по дому. Она и раньше была послушной девочкой, мать на нее никогда не сердилась, но вот заговорили о будущей свадьбе, будто бес в девчонку вселился.

Каждая мать думает: только она знает, что лучше для ее дочери. И Зоя Гречко не была исключением. Может, потому, что ее саму не особенно спрашивали, хочет она чего-либо или не хочет?

На дворе стояла ранняя осень. Время для Кубани золотое. В сентябре деревья еще были зелеными, только кое-где тронутыми легкой желтизной и багрянцем, как моложавый казак ранней сединой.

Созрела конопля, или по-местному, прядево. Уже две недели, как Гришку с бахчи забрали – отец не управлялся один. Он нагружал пучки конопли в мажару, и Гриша отвозил ее на реку. Там Люба, – с тех пор, как мать поднялась, освободились еще одни руки, и дело пошло быстрее, – уже ждала его на реке. Вдвоем с братом они опускали пучки в воду и забрасывали илом, чтобы будылки не всплыли.

Утро для семьи Гречко не всегда наступало с рассветом, порой и гораздо раньше. Зоя Григорьевна как раз подоила коров, – их было две, что позволяло не только кормить-поить молочными продуктами семью, но и продавать их иногородним. Масло, сбитое Зоей Григорьевной, считалось одним из лучших в станице.

Теперь она шла в дом, чтобы разжечь печку и приготовить нехитрый завтрак: сварить яиц, да испечь пирожков с картошкой и зажаренным луком, – уже готовая начинка стояла на столе.

Умаявшись накануне вечером – Люба помогала матери квасить капусту – дочка сладко спала. Как и ее непутевый братец – еле загнала его домой. Вот ведь дети устают совсем не так, как взрослые: целый день помогал отцу, а только разрешили, помчался к друзьям с какими-то своими делами.

– Гриша, спать пора!

Младший сын с соседским пареньком Вовкой о чем-то бубнили у калитки, и хлопцы никак не хотели расходиться. Теперь мать жалела, что с минуты на минуты придется Гришу будить… Где же старший-то?! Куда делся?

Для Зои Григорьевны исчезновение любимого сына было ударом. Как же так – уехал, словечка не проронил, матери родной не сказался, а она-то думала, что старший сын ее жалеет, уважает…

Муж Михаил Андреевич тоже проснулся и пошел к лошадям, не дожидаясь завтрака: чистил стойла, задавал корм. Она не сомневалась, что и овцам, и свиньям, и птице он тоже насыплет корма.

Хороший у Зои муж. Некоторые казаки чурались занятий домашним хозяйством. Посмеивались: «Казак тем и гладок, что поел, и на бок». Мол, бабье это дело, а не мужское. А Михаил всегда жену любил и старался беречь. По возможности. Только как убережешь того, у кого большое хозяйство?

Все в руках у женщины спорилось, уже в скором времени большие, в ладонь, пирожки, шипя, румянились на сковородке. Но думать-то ей никто не мешал. И вспоминать.

Больше двадцати лет прошло с тех пор.

А было в ту пору Зое, дочери греческого виноторговца Гарегина, шестнадцать лет. Столько же, сколько сейчас ее дочери. Тоненькая будто лоза девушка с огромными черными глазами и длинными ресницами, которые бросали тени на ее персиковые щеки, пленяла своей красой мужчин. И молодых, и старых, чем не старый еще Гарегин откровенно гордился.

Девушку в семье любили, баловали. И родители, и братья – их было в семье пятеро.

В поселке семья считалась богатой. У них был большой белый дом, стоявший на взгорке у моря, а земля – почти пятьдесят десятин – была засажена виноградниками.

Зою – на самом деле ее звали Зоэ – как раз готовили к свадьбе. Она давно обменивалась взглядами с соседским сыном местного винодела. А так как обе семьи были примерно одного достатка, ее свадьбе с Давидом никто не стал препятствовать. Зоэ думала, что полюби она бедного юношу, ее бы и тогда не неволили. Отдали замуж за того, за кого бы захотела.

Только свадьба-то и не состоялась. Как раз в это время казаки устроили набег на их селение. Бравый казак Михаил Гречко пленил прекрасную гречанку, привез ее на Кубань и вскоре сделал своей женой.

Ее крестили в церкви христианкой, и записали как Зоя Григорьевна. Знал бы отец Зои, как казаки переделали его имя! Вот и внук Гарегина, которого он так никогда и не увидел, тоже стал Григорием. Будто бы в честь своего греческого дедушки.

Первенец Зои родился в нее – смуглый, кареглазый, очень похожий на Зоиного отца, и вообще на многих ее односельчан. Наверное, потому молодая полонянка полюбила его больше жизни. Позже у нее родилась Люба, потом Григорий, но сердце ее было отдано Семену. Раз и навсегда.

Зоя быстро выучила язык своего мужа, и уже через несколько лет ничем не отличалась от других мужних жен. Но только внешне.

Она не питала какой-то злости на своего мужа – там, откуда она родом, красть невест было делом обычным. Среди ее прежних односельчан порой встречались гречанки с белокожими телами и голубыми глазами, потому что и греки охотно воровали для себя невест в русских землях.

Но что-то мешало ей принять безоговорочно жизнь тех, с кем суждено было ей теперь до конца жизни существовать.

Греки тоже не были бездельниками, но они не работали вот так, на износ, как казалось Зое. Они много пели, танцевали и любили посидеть на солнце с рюмочкой хорошего вина, поговорить с хорошим человеком.

Да и греки не были такими воинственными, как казаки. Надо же, приучать детей стрелять и ездить верхом, едва те оторвались от материнской груди!

У казаков, по мнению Зои, всё было слишком. Казаки – всегда говорили о войне. Радовались войне. И могли обрести богатство только на войне… Главное их предназначение было – воевать, но все естество Зои противилось этому.