Сергей Коняшин - Последний рубеж

Позади стоял Куников, сжимавший в вытянутой руке ТТ с дымящимся стволом. Последний фашист сразу же отпустил Новицкого и, бросившись на колени перед майором, быстро и еле слышно залепетал что-то по-немецки. Он ползал по земле, подобострастно складывая на груди трясущиеся от страха руки, и плакал, широко размазывая грязными ладонями слёзы по бледному лицу.

В этот момент к ним подбежали отставшие на марше десантники.

– Двадцать человек – вернуться назад! – громко скомандовал Цезарь. – Забрать тела наших погибших и обыскать трупы фашистов. Оружие, документы, личные вещи – взять всё, что сможете унести. Мэри – ко мне! Сейчас послушаем, что лепечет этот размазня.

Услышав приказ, Эндель быстрыми шагами подошёл к Куникову, но, увидев оставшегося в живых фрица, замер как вкопанный. Немец тоже ошарашенно сверлил Мэри испуганными и изумлёнными глазами.

– Спроси его имя, звание и из какой он части! – сказал Цезарь.

Эндель немного помедлил, словно обдумывая и вспоминая что-то, и, не переводя вопрос, сам ответил майору:

– Его зовут Вильгельм Шульц, гренадер двадцать третьей дивизии семнадцатой армии вермахта. При штурме Новороссийска был ранен из пулемёта в живот. Несколько недель провёл в госпитале, затем до полного выздоровления был направлен в санитарный взвод – тот самый, который подобрал меня, когда я ушёл в разведку в тыл к немцам в минувшем октябре. Очень рвался обратно на фронт, чтобы, как он выразился, «продолжить истреблять вонючих русских свиней». Я так понимаю, его мечта сбылась, но он, похоже, не очень этому рад…

Губы Куникова изогнулись в жёлчной усмешке:

– Спроси, какова была боевая задача их отряда? По какому маршруту они шли? Сколько подобных групп было направлено в сторону Геленджика?

Мэри подробно перевёл вопросы майора, но, вместо того чтобы ответить на них, Шульц на коленях подполз к Энделю, схватил его за руку и быстро заговорил:

– Рудольф, ты же помнишь меня? Я обещал отомстить за тебя, братишка, потому что ты мне сразу понравился. Ты перешёл к русским? Давно? Скажи, что я тоже готов работать на них. Я сделаю, всё, что мне прикажут. Только пусть не убивают меня! И лишь бы не в Сибирь… Пожалуйста! Скажи это их командиру! Переведи…

– Меня зовут не Рудольф, и я русский! – сверкнув глазами, крикнул по-немецки Мэри, вырывая руку из трясущихся пальцев Шульца. – Тебе лучше отвечать на вопросы моего командира.

Грязное лицо фашиста скривилось от смертельного разочарования. В приступе страха губы мелко задрожали, плохо скрывая рыдания. Не вставая с коленей, немец начал говорить. Цезарь внимательно слушал перевод и много спрашивал, по несколько раз уточняя детали.

– В целом всё ясно… – задумчиво произнёс он. – Пусть напоследок расскажет, что ему известно о том, как выстроена противодесантная оборона в городе и вокруг него.

– Я не знаю конкретных цифр, господин майор, – быстро заговорил Шульц, – но, по ощущениям, оборона довольно сильная на всём протяжении береговой линии, за исключением небольшого пригородного посёлка Станичка. Там нет никого.

– Как так? – удивился Куников.

– Запутанная история, господин майор. Я знаю лишь понаслышке, но если верить тому, что говорят, какая-то русская девушка якобы из-за мести за убитого немцами младшего брата сожгла находившуюся там казарму вместе со всеми солдатами, а командующий армии, по последним слухам, не хочет раскрывать это происшествие перед Берлином из-за личных амбиций. Поэтому он дал указание не подписывать никаких донесений и приказов на этот счёт. На самом деле, место и так непригодно для десанта: пологий берег, открытый со всех сторон, никаких укрытий, вокруг – плотное кольцо наших войск… Кто туда сунется?

– В принципе, верно… – согласился Цезарь, думая о том, как уверенно, должно быть, чувствуют себя немцы, не заботящиеся даже об элементарных мерах предосторожности. «Неужели настолько убеждены в своей скорой победе?» Эта мысль одновременно озадачила и разозлила его.

– Господин майор! – визгливо взмолился Шульц, понявший, что допрос окончен. – Не убивайте, пожалуйста! Я вам рассказал всё, что знал. Каждое слово – чистая правда. Мне не хотелось на эту войну. Меня заставили. Я не мог отказаться. Дома ждёт невеста…

Он вытащил из кармана уже знакомую Мэри фотографию и протянул ему, чтобы тот передал Куникову.

– Её зовут Маргрет. Она очень любит меня и сильно расстроится, если я не вернусь.

Цезарь мимоходом осмотрел снимок с двух сторон, но, убедившись, что на нём нет никаких полезных для него отметок, протянул фотографию обратно Энделю со словами:

– Переведи, что его судьбу будем решать не мы, а контрразведка. Пусть им рассказывает про свою Маргрет…

Мэри взял у командира снимок, но не вернул его Вильгельму, а брезгливо отбросил в сторону и, быстро выхватив из-за ремня штык-нож, ударил фашиста в горло. Куников в последний момент успел перехватить его руку, однако полклинка всё же вошло в шею. Хрипя и забрызгивая кровью свежевыпавший снег, немец упал на землю, извиваясь и корчась от боли.

– Какого чёрта, Эндель?! – грозно заорал Цезарь. – Что происходит, мать твою?

– В Новороссийске я видел, как он и его дружки убили маленькую девочку и её мать! – громко заговорил Мэри – так, чтобы его могли слышать окружившие их солдаты. – Затем он вырезал глаза, изнасиловал и после этого убил ударом штыка в сердце ещё одну девушку. Тогда я не мог ничего сделать, а был вынужден просто сидеть и смотреть на это. Но сейчас я убью эту тварь!

– Ты должен был сперва доложить мне… – как можно спокойнее произнёс Куников, но это – очевидно напускное – спокойствие как будто ещё больше вывело Энделя из себя.

– Плевать на доклады! – яростно крикнул он в лицо командира и, с силой оттолкнув его, вновь бросился с ножом на испуганно пятящегося назад фрица.

Цезарь тут же сбил Мэри с ног, с размаху бросил через бедро и, плотно вдавив коленом в колкий, студёно обжёгший щеку Энделя снег, прокричал – как будто не своим – совсем незнакомым в слепом бешенстве, разъярённым голосом:

– Совсем ополоумел, боец?! В штрафбат захотел?!

Толпа десантников неожиданно расступилась, и в центр круга вышел исполинского роста мускулистый украинец – косая сажень в плечах – Владимир Кайда, который не раз убивал фашистов в ближнем бою, особенно когда заканчивались патроны, несколькими ударами своих тяжёлых, как наковальни, кулаков. Он подошёл к скорчившемуся на земле Шульцу неторопливым размеренным шагом, поднял его за ремень и за шею, резко бросил на своё колено и сломал ему хребет. Послышался хруст лопающихся костей. Кайда поднёс несколько раз дёрнувшееся в агонии тело к Куникову и с размаху швырнул его под ноги командира.