Сергей Коняшин - Последний рубеж

Нескончаемый поток танков, часто мелькая острыми вспышками тяжёлых выстрелов, не прерываясь ни на минуту, волна за волной накатывался на плацдарм из глубины немецкой обороны. В орудийный грохот с деревянным хрустом впивались сухие щелчки противотанковых ружей. Несколько машин, как будто с ходу натолкнувшись на невидимую стену, остановились и, мощно тараня друг друга грохочущим металлом, начали ввинчиваться в землю, оставляя на ней плоские ленты перебитых гусениц.

В мутно стелющейся по берегу жёсткой пороховой гари, под взрывами, забивающими глаза мокрым песком и окатывающими мелко раздробленными комьями земли, Новицкий почти утратил чувство реальности. Краем глаза Андрей замечал густо измазанные копотью, аспидно-чёрные, окровавленные лица отчаянно дерущихся друзей, но уже не мог сказать, сколько времени прошло с начала первого удара, и сколько ещё он выдержит в этом сумасшедшем ритме неравного боя.

Несколько десятков танков уже горели на подступах к маленькому плацдарму. Разносящийся по ветру огонь жадно облизывал их. От закопчённых машин густо валил жирный чёрный дым. Внутри некоторых толчками рвались неиспользованные снаряды, заставляя безжизненно замершие башни и гусеницы мощно вздрагивать. Из-под трескучего пламени, смешиваясь с запахом сгораемых масла и соляры, вырывалась смердящая вонь горящего человеческого мяса.

Через несколько часов стало ясно, что танковая атака ослабла. Бесцельное кружение уцелевших машин вокруг десантников давало понять, что ещё на одну атаку фрицы не решатся. Каждый метр плацдарма был плотно измят гусеницами, изрыт и искромсан пулями и снарядами. Продавленные танками в земле широкие следы густо заполнились мокрым снегом, грязью и кровью. Вокруг подбитых машин в нелепых позах бугрились трупы немецких танкистов в чёрных униформах. В глубине их остекленевших глаз, широко раскрытых в последнем ужасе, отражались отблески незаконченного боя – вслед за танками начали прибывать бронетранспортёры с вражеской пехотой. Рявкнула и загремела гитлеровская артиллерия. Небо вновь запылало трассами и косматыми искрами ракет. Гулкие раскаты орудий гудели в такт штормовой погоде, обрушивавшей на берег ревущие волны прибоя. Огневые волны вновь накрыли плацдарм.

С противоположной стороны бухты отчаянно утюжил Станичку громыхающим катком артиллерийского огня Зубков.

Взбешённо пронизывая утреннюю зарю вспышками выстрелов, на куниковцев двинулись длинные пехотные цепи немецких солдат. Порывы ветра разносили отчаянную трескотню тысяч пулемётов и автоматов. В воздухе звонко лопались бризантные снаряды. Горький запах окалины и пороха забивал ноздри. Шершавый холод, словно наждаком, драл одеревеневшие лица. Закоченевшие пальцы обжигались на толстых раскалённых стволах ППШ. Сердца захлёбывались, неровно стуча сдвоенными ударами. Ненадолго замершая после отбитой танковой атаки земля вновь превратилась в сплошное кипящее месиво.

Многочисленные немецкие отряды, поддерживаемые уцелевшими бронемашинами, неумолимо шли вперёд. Землю с грохотом разверзали свежие воронки. Взламывая непрерывный гром боя, резко хлопали противотанковые орудия, всаживая в тупые лбы фашистских машин один бронебойный за другим. Тяжёлые гаубичные разрывы, фосфорические росчерки реактивных снарядов, одиночные выстрелы и протяжные пулемётные очереди – всё это щедро перемешивалось в пульсирующих клубах огня и дыма. Широкие косяки полыхавших над посёлком пожаров перекрещивались над крышами домов. Повсюду звенели высаживаемые взрывами стёкла…

В кабинете генерал-полковника Руоффа царило оживление. Срочно вызванные на оперативное совещание генералы и офицеры переговаривались между собой возбуждённым шёпотом. С одной стороны, они радовались успеху под Южной Озерейкой, с другой – недоумевали, как русскому отряду удалось закрепиться под Станичкой.

Сам командующий армией стоял возле стола, склонившись над широкой картой Новороссийска и окрестностей.

– Как мы видим, никакого отвлекающего удара по центру города, о котором предупреждал наш осведомитель из энкавэдэ, не было… – громким нетерпеливым голосом говорил он. – Теоретически это можно объяснить тем, что наши авиация и артиллерия начали уничтожение сил основного десанта в море раньше, чем вспомогательная группа русских войск подошла к бухте. Допустим, что, увидев или получив сообщение о гибели головных сил, они приняли решение не высаживаться, поскольку это потеряло смысл. Но кто мне объяснит их странную высадку в Станичке? Буров о ней не сообщал. Местность для десантирования – сложная. Если не знать о критической слабости нашей обороны именно в этом месте, никому не пришло бы в голову атаковать там. В наличие русских шпионов среди нас я не верю. Для случайного совпадения, по-моему, чересчур. У кого-нибудь есть версии, что происходит?

Стоявший у противоположного конца стола худой и высокий, с жёлтым, как шафран, лицом генерал-майор Вильгельм Ветцель слегка наклонился вперёд и, устремив взгляд в карту, негромко заговорил:

– При всём уважении, господин генерал-полковник, хорошо ли вы знаете этого Бурова, что так доверяете его информации? – на бледных губах Ветцеля задрожала улыбка, и глаза загорелись блеском. – Не в моих правилах лезть в чужие дела, но до всех нас дошли слухи, как минувшей осенью русский лазутчик выкрал секретную карту прямо из-под носа гестапо. О нём вас тоже предупреждал Буров? Сильно нам это помогло?

– Что вы имеете в виду? – пристально глядя на него, спросил Руофф.

– То, что Буров, судя по всему, снабдил своего русского разведчика намного более полезной информацией, чем нас… – мелко двигая длинным тонким носом, ответил Ветцель. – Не происходит ли и сейчас дело с похожей хитростью? Доверившись Бурову, мы вывели из города, перетащили через горы и перебросили под Южную Озерейку достаточно крупные силы. В бой они там ни с кем не вступили, потому что основной десант был якобы разгромлен ещё в море. А кто-нибудь из нас видел этот десант? Да, мы знаем, что расстреляли какую-то группу кораблей. Но кто подтвердит, что там действительно были крупные русские силы? Кто поручится, что вместо настоящих танков и орудий мы не утопили сотню макетов?

– Вы хотите сказать, что Буров обманул нас? Зачем? – задумчиво проговорил Руофф.

– Затем, чтобы мы не успели перебросить наши силы обратно в Новороссийск, когда русские высадятся в Станичке, – твёрдо ответил генерал-майор. – Я совершенно убеждён, что основной десант – именно там, и нам не стоит недооценивать его возможностей.

В кабинете повисла долгая напряжённая пауза, которую осторожно нарушил оберст Шэффер.