Сергей Коняшин - Последний рубеж

В сторону небольшого, построенного этой ночью пирса, возле которого ожидал плоскодонный глиссер, Новицкого понесли уже на носилках…

К середине апреля 1943 года, когда Андрей вернулся на плацдарм, получивший с лёгкой руки Куникова название Малая земля, подконтрольная русским войскам территория на западном берегу Цемесской бухты была уже совсем не такой маленькой, как в первые дни её отчаянного штурма в начале февраля. С сотен квадратных метров она увеличилась до почти сорока квадратных километров. Немецкое командование было вынуждено забыть о планах перехода в наступление и сосредоточиться на обороне.

Майору не было суждено увидеть этого. 8 февраля, всего через несколько дней после дерзкой высадки, он был смертельно ранен осколком немецкой мины во время разгрузки катеров близ соседнего со Станичкой посёлка Алексино. Из-за вновь разыгравшегося шторма и вспыхнувших с утроенной силой боёв доставить его в госпиталь удалось лишь спустя сутки. Врачи в Геленджике отчаянно боролись за жизнь Куникова, но время было безвозвратно потеряно, и майор, не приходя в сознание, скончался.

14 февраля его хоронили. Улицы Геленджика были забиты людьми. Во главе колонны офицер штаба Новороссийской военно-морской базы нёс на маленькой красной подушечке единственную награду Цезаря – мирную – медаль «За трудовое отличие», а в конце шествия, превозмогая боль в незаживших ранах, медленно плёлся Новицкий, с огромным трудом уговоривший врачей отпустить его попрощаться с командиром.

Как и обещал Потапов, по возвращении на плацдарм Андрей был назначен командиром отделения противотанкового взвода. Восемнадцать молодых солдат уже ждали его на берегу – недавно призванные, не успевшие ещё толком повоевать ребята из числа срочно переброшенных в большом количестве войск с севера, что стало возможным после разгрома Паулюса под Сталинградом и возобновления регулярного транспортного сообщения по Волге.

– Моя фамилия Новицкий, – громко представился Андрей не очень ровно стоящему перед ним строю. – Новороссийск – мой родной город. Уходя отсюда на фронт в самом начале войны, я оставил здесь самых дорогих мне людей – всё, что было у меня в этой жизни. Воевал под Одессой, затем отступил в Севастополь, потом мы сдали Крым и Тамань и только тут, под Новороссийском, смогли остановить фашистов. И здесь я узнал, что немцы убили всю мою семью, подругу Полину, её брата и мать…

Он ненадолго замолчал, но, совладав с собой, продолжил:

– Наш враг по-прежнему многочислен и очень силён. Когда разрывные пули будут разбивать камни у ваших ног, а на головы будут сыпаться тяжёлые комья от взрывов бомб, вам будет страшно. Захочется вжаться в землю, затаиться и переждать, пока вместо тебя немца убьёт кто-то другой. Этот страх будет отнимать самое главное – время, необходимое, чтобы дать отпор. То бесценное на войне время, за которое фрицы успеют захватить очередной дом. Из таких домов затем сложатся улицы и города. В том числе и ваши города, как бы далеко отсюда они ни находились. Помните об этом, идя в бой! Убивайте фашистов здесь и сейчас, не дожидаясь, пока они поднимутся на крыльцо вашего родного дома!

Новицкий замолчал, твёрдо глядя на немного растерянные и словно смущённые лица молодых бойцов.

– Напра-во! – скомандовал он мягким, пока ещё совсем не командирским голосом. – На позицию – шагом ма-арш!..

17 апреля 1943 года четыре отборные немецкие и две румынские дивизии при поддержке многочисленной артиллерии и трёх воздушных эскадр ринулись на решающий штурм Малой земли с целью ликвидировать ненавистный плацдарм. Сменивший на посту командующего 17-й армией вермахта Рихарда Руоффа, с позором разжалованного после куниковской высадки, генерал-майор Вильгельм Ветцель, как и его предшественник, написал фюреру собственной кровью клятву – ко дню его рождения сбросить в море прочно закрепившиеся на западном берегу Цемесской бухты русские войска.

Каскады огня в очередной раз захлестнули плацдарм. После многочасовых артиллерийской и авиационной подготовок лучшие полки СС при поддержке огромного числа собранных со всего южного направления танков бросились в стремительное наступление.

Отделение Новицкого в течение многих часов сдерживало мощнейший натиск на переднем рубеже. Отразив очередную атаку, Андрей обнаружил, что живых в их окопе осталось двое – он и совсем ещё юный архангелогородец Ярослав Прозоров. По его детскому, заострившемуся от тягот ожесточённых боёв лицу бродили неспокойные тени, но солдат старался не показывать страха и, как виделось Новицкому, держался молодцом. Смертельно уставшие, но в любую секунду готовые к отражению очередной атаки, они сидели на заваленном стреляными гильзами дне окопа среди трупов товарищей и стальных головок бронебойных гранат. Подкрепление всё не прибывало, а оставить важную позицию бойцы не могли.

Андрей аккуратно протёр рваным носовым платком забитый патронами магазин ТТ и, с щелчком втолкнув его в рукоятку пистолета, взглянул на товарища. В эту секунду, несмотря на несколько тяжёлых боёв, которые им уже пришлось пройти вместе, тот показался ему слабым незащищённым мальчишкой, неожиданно и случайно попавшим из безбрежной тишины далёкого поморского Севера в эту грубую обстановку обнажённой ненависти и грязной уродливой смерти.

Криво затянутый ремень, болтающиеся сапоги, высоко закатанные – не по уставу – рукава фланки – весь подчёркнуто невоенный вид Ярослава говорил Новицкому, что война, к которой он уже так привык, не на всю жизнь и не за горами то время, когда с такими, как у этого парня, закатанными рукавами вновь можно будет пробежаться под летним дождём по освобождённой новороссийской набережной. Примятые съехавшей набок бескозыркой, кудрявые, белокурые, влажные от пота волосы Прозорова, широкий лоб, ровный нос, заполненные льдистой голубизной глаза и налитое здоровым румянцем лицо напоминали ему Энделя.

Ярослав держал в руках помятую фотокарточку и неотрывно смотрел на неё. Андрей осторожно заглянул через его плечо и увидел на снимке задумчивую миловидную девушку с белыми, длинными, густыми, рассыпанными по плечам волосами.

– Красивая… – сказал Новицкий.

– Не то слово, – простодушно и широко улыбнувшись, но не отрывая взгляда от фото, ответил Ярослав своим размеренным говорком с непривычным для Андрея северным оканьем. – Это моя невеста. Катей зовут. Мы с самого детства друг друга знаем. В соседних дворах росли. Если бы не война, наверное, уже и поженились бы.

Он поднял глаза на Новицкого и с удивлением увидел, как тот встал в полный рост и, отвернувшись от него, пристально посмотрел на бугрящееся широкими волнами море.