Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

– Обижаете, Иван Тимофеич!

– Иди, работай!

Полковник смотрел на закрывшуюся дверь и думал, что всего десять-двенадцать лет назад он приказал бы ровно наоборот, еще и сам спустился бы в подвал, помочь… а всякие Макаровы, что ходят заступаться, уже сидели бы рядом с Беловым А. А.

Иван Тимофеевич снял китель, подошел к буфету и налил себе рюмку водки. Сам все думал о стареющем Хозяине. Времена менялись, а как, не понять было. Из этого беловского дела можно сварганить верную антисоветчину, по всему Енисею пройтись, капитаны народ вольный, твердый… Начальник пароходства во время войны стопроцентно под расстрел шел, а выкрутился… Полковник глянул недовольно на хрустальную рюмку, перелил водку в граненый стакан. Добавил до середины и махнул залпом. Потянул в себя воздух.

Надо пяток комендантов, что ссыльным за взятки помогают, добавить в это дело! – мелькнула хорошая догадка. Полковник госбезопасности налил еще полстакана и неторопливо, с удовольствием выпил.

В камере Сан Саныча вторая койка была опущена, на ней сидел кругломордый мужик, с животом и щеками. Он был крупный, но какой-то обвисший, поднял на Белова безвольный взгляд маленьких трусоватых глаз, кивнул на приветствие. Сан Саныч месяц ни с кем не разговаривал, обрадовался товарищу:

– Меня Александр зовут… Белов.

– Кротовский Валерий Сергеевич. Газета «Красноярский рабочий». Редактор отдела транспорта. У вас не будет закурить?

– Я не курю.

– Жалко… я тоже не курю, а здесь закурил. У меня жену и старшую дочку арестовали!

– Давно сидите?

– Второй месяц.

– А за что?

– За взятку, которую я не взял! – Кротовский сокрушенно закачал головой, примолк на секунду и заговорил нервно: – Я фельетон готовил на начальника ОРСа – на людей такого уровня материал всегда дает начальство! Я сам подсобрал кое-что еще и уже начал писать, и тут от начальника ОРСа человек приходит и приносит взятку… ну продукты, понимаете? Я не взял! Хотя… жизнь у корреспондентов не самая сытая. И вот, почти дописал, на следующий день сдавать должен был главному редактору, а за мной приходят! Понимаете?! – Кротовский говорил не возмущенно, но растерянно сокрушаясь, время от времени озирался на дверь и переходил на шепот. – Обвинили в том, что я не написал на него заявление!

– На кого? – не понял Сан Саныч.

– На начальника ОРСа. Я говорю, мол, фельетон писал, там все рассказано, после такого ему уже не отвертеться было! Ничего не знаем, должны были информировать органы! – Кротовский замолчал, потом поднял покорные глаза. – Недоносительство! Статья 58! И тут же редактор отдела культуры написал на меня, что это не первый случай, что я таким образом уже брал взятки! Но мы все брали, понимаете, у нас зарплаты небольшие, и он сам брал, я знаю. А написал он, потому что мы вместе жили в коммуналке. У нас была комната на четверых, и у них так же. Мне дали квартиру в новом районе, а старшую дочь я оставил там, в коммуналке. Понимаете?! Я имел право! А он написал, и теперь у него будет целая квартира!

Сан Саныч помалкивал, рассматривая соседа.

– А ведь не арестовали! – зашептал журналист.

– Кого?

– Да начальника ОРСа! Работает, как работал! И мой фельетон не опубликовали!

– Откуда знаете?

– А очная ставка! Он пришел, как свободный человек, пропуск ему подписали! Да-да! Такая у нас профессия, всю жизнь я ждал чего-то такого. Работал! Все точно по линии партии сверял! Думал, за мои заслуги не тронут. Знаете, сколько я фельетонов написал, вы, наверное, их читали? Я полжизни в отделе транспорта, мы и речников прорабатывали… – он посмотрел, знает ли Белов его фамилию, но Сан Саныч не знал. – Что я все про себя? Вас-то за что?

– Не знаю, – пожал плечами Сан Саныч.

– Как же так?

– Не говорят ничего, – Сан Саныч с надеждой посмотрел на редактора.

– Не может быть! Просто так не берут! Что-то должно быть. Вы сами-то что думаете? Может, анекдот где рассказали?

– Да не люблю я анекдоты, я их не запоминаю…

– Могли обсудить что-то… по неосторожности?

– Что я мог обсудить?

– Ну мало ли… вы вообще как к линии партии относитесь? Есть же перекосы, согласны?!

– Нормально отношусь, я кандидат в члены партии.

– А к Сталину? Вам не кажется, что… сдает наш вождь? – Кротовский заморгал глазами и отвел взгляд. – Все-таки возраст?!

– Я так не думаю! – Сан Саныч с неприятным удивлением разглядывал журналиста. – Хочу написать ему письмо.

– Правильно, напишите все чистосердечно, и он простит. У нас в семье безусловный культ личности Сталина – Ленина. Мы их любим! И я, и жена, и дочки, у меня младшая пионерка еще, проходит мимо портретов, обязательно отдает пионерский салют. Жена научила. По-моему, это прекрасно, когда люди так любят своих руководителей. Не рассуждать, а идти следом за вождями! За великими идти! Страшная патриотическая сила получается!

Сан Санычу не очень нравились все эти странные рассуждения, и сам этот журналист уже не нравился. Слизняк какой-то. Даже хотел спросить, не он ли написал фельетон на отца Фролыча? Белов помнил заголовок: «Враг вел судно на камни!» Не стал спрашивать. Вскоре объявили отбой, и они улеглись по кроватям.

Сан Саныч не сразу уснул, из-за журналиста-фельетониста опять задумался о письме Сталину. Он думал о вожде, понятно было, что Сталин не мог знать про такие сложные случаи, как у него, – Николь ссыльная, да еще иностранка, он женат… Но партийные органы по всей стране работают… это их дело, и они должны разбираться! В конце концов, это судьбы людей! Ему совершенно ясно было, что дело не в Сталине и что можно было попробовать написать…

Ключ в двери громко заскрежетал, она открылась, и Белова повели по пустым ночным лестницам и коридорам. Он спросил, сколько времени, но услышал недоброе: «Не разговаривать!»

В кабинете сидел следователь. Улыбался, изучая лицо Сан Саныча. Указал на стул:

– Ну как, гражданин Белов, надумали?

– Я все написал, товарищ старший лейтенант, – Сан Саныч приложил руку к груди.

– Называйте меня гражданин старший лейтенант, вы под следствием.

– А в чем меня обвиняют? – заторопился Сан Саныч, он наконец увидел человека, которому можно задать этот вопрос и который обязан на него ответить.

Старший лейтенант многозначительно молчал, вглядываясь в лицо Сан Саныча. Он был аккуратный, с приятной улыбкой, похож на артиста кино.

– Не хотите, значит? Это понятно. Это подтверждает наши предположения. После того как я зачитаю вам обвинение, вы уже не сможете заявить о своем раскаянии. Понимаете? Вам, за ваши заслуги, – он сделал значительную паузу, – делают снисхождение. Предлагают самому раскаяться и разоружиться перед партией и народом!

Сан Саныч молчал.