Галина Колесник - Твердь. Альтернативный взгляд на историю средних веков

Утомлённый солнцем и тревожными мыслями, десятник задремал, а когда открыл глаза, перед ним стоял очень высокий, широкоплечий, статный молодец, – просто мечта Берлихенского легиона!

Сдержанно улыбаясь, десятник развернул поданные документы, быстро пробежал глазами значимое: фамилию, год, место рождения…

Подивился прочерку в графе: военнообязанный. Увидел новенькую печать, дату, и нахмурился.

– « А почему документы выданы повторно?» – недовольно осведомился он, – « Если утерял, то с какой целью? Выправка у тебя военная, а в графе пусто, почему? Может ты, – дезертир?!» – сыпал вопросами десятник.

Пауль молча, положил на стол похоронку, и уже не раздумывая, стянул через голову рубаху…

Оживлённо переговариваясь, пришли капитан с глашатаем, привели за собой пятерых мужиков, и троих, совсем юных парней, увидели Зонненберга и замерли на почтительном расстояние.

Десятник, то читал похоронный листок, то поднимал затуманенные глаза, но смотрел не на Пауля, а на страшный багровый рубец, опоясывающий его сердце. Что-то невнятно бормоча, десятник снова опускал слепой взгляд к бумажке, пытаясь осмыслить написанное, и не мог…

Ситуация складывалась крайне странная: пришёл покойник, – но живой! Жуткая рана, – но хочет воевать! Как быть? Ведь он не может его взять, – и не взять, не может!

Десятник нерешительно глянул на Пауля.

Тот шагнул навстречу, – и солнце погасло за его спиной…

– « Возьмите!» – тихо, но твёрдо сказал Зонненберг, – « Я не приму отказа!»

………………………………………………………………………………………….

Не много, ни мало, – но двадцать лет минуло с тех пор…

Двадцать лет военной службы в бесчисленных походах и сражениях укрепило его тело и дух, вылепило из сказочного, хрупкого Зигфрида, – «железного» Зонненберга, настоящего воина, непримиримого с любым проявлением слабости, рассудительно холодного, жёсткого стоика!

И никто даже предположить не мог, что там, за стальными латами, по прежнему бьётся, живое, тоскующее и любящее, сердце!

Он так ревностно оберегал от внешнего мира и его гулкий набат, и ласковый, едва различимый трепет, – и сердце, в благодарность, снова и снова разжигало в его душе огонёк надежды…

…………………………………………………………………………………………

На исходе двадцатилетнего срока Зонненберг подал в отставку, решив осесть где-нибудь в неприметном тихом месте, – и судьба занесла его в Кведлин…

Ему настолько понравился этот небольшой, уютный городок, с его бесчисленными узкими улочками и аккуратными палисадниками, – что, на какое-то мгновение, Пауль ощутил себя дома, и, уже не раздумывая, остался.

…………………………………………………………………………………………..

Он скорее почувствовал, чем услышал, – кто-то подъехал!

Освобождаясь от затянувшейся дрёмы, Зонненберг открыл глаза, – возле таможенного домика остановился верховой.

– « Я могу чем-то помочь?» – вопросительно поглядывая на незнакомца, Пауль поднялся навстречу. Всадник спешился, но по-прежнему молчал, переминаясь с ноги на ногу. Заинтригованный Зонненберг подошёл поближе и оторопел…

В лучах заходящего солнца стоял он сам, – высокий, худощавый, и очень молодой…

– « Померещится, же, такое!» – подумалось Паулю. Он моргнул раз, другой, – но видение не только не исчезло, но и ко всему прочему обрело дар речи.

– « Чего? Чего?» – ошалело таращась на своё отражение, переспросил Зонненберг.

– « Я спрашиваю, – можно мне коня напоить!?» – весело скалясь, повторил юноша, и тряхнул рыжими локонами.

– « Пои!» – хрипло пробормотал Пауль, и вернулся на скамейку.

И пока рыжий поил коня, а потом и сам пил, Зонненберг исподволь разглядывал незнакомца. Разглядывал долго и основательно. Досадуя на самого себя, понимал, что опять обознался, и, что парень, едва ли, похож на него, а, возможно, и вообще не похож… Мало ли высоких, да рыжих он перевидал на своём веку!

– « Вам бы поторопиться!» – с плохо скрываемым раздражением, молвил Зонненберг, – « Дома то, небось, заждались!»

Парень поставил ведро на край сруба, улыбнулся, – две ямочки в уголках рта, но уезжать не спешил.

Зонненберг нетерпеливо заёрзал на скамейке.

– « Пожалуй, я вам компанию составлю», – заявил рыжий, решительно подсаживаясь к Паулю, – «Посидим, поговорим, – и вы не заскучаете, и мне интересно!»

– « Нагловатый стервец!» – беззлобно отметил Зонненберг, – « Нет, не похож!»

– « А, давайте, каждый, что-нибудь о себе поведает», – как ни в чём не бывало, продолжал парень, – «Вы о жене своей, о детишках. Ну и я в долгу не останусь…»

– « Неинтересная тема!» – перебил Зонненберг, отворачиваясь.

– « Как скажете!» – не сдавался рыжий, – « Тогда я вам такую историю выдам! Такую! Сказка, а не история!»

– « Валяй…», – обречённо отозвался Зонненберг, – « От тебя, видать, не отвяжешься…»

Парень признательно улыбнулся, устроился поудобнее, возвёл глаза в темнеющее небо, словно собираясь с мыслями, и наконец, тихо заговорил:

– « Когда то в небольшом селе жила семья; мать, отец, и дитя…» – рыжий коротко вздохнул, словно всхлипнул, – « Мальчонка совсем крохотный, месяца два, не больше…» – уточнил он.

– « Надо ли говорить, что отец семейства был солдат, и дома его видели крайне редко, – военная служба, понимаете?»

Зонненберг молча, кивнул.

– « Вот и он, – пришёл на побывку, жену приласкал, на сына нагляделся, и обратно в путь. Ушёл, и как в воду канул», – рыжий снова вздохнул, – « А потом в село похоронка пришла, убили его, значит…»

– « Видал я одну, такую похоронку!» – хмуро отозвался Зонненберг, – « Поторопились отписать, а солдат выжил, и всю жизнь её с собой проносил!»

– « Так радоваться надо!» – возразил парень.

– « Чему радоваться?!» – рассердился Зонненберг, – « Чья-то ошибка ему судьбу искалечила, семьи лишила! Не радость то, – горе горькое!»

Рыжий обиженно засопел, поёрзал на скамейке, не решаясь продолжить.

– « Ладно!» – примирительно буркнул Пауль, – « Давай уж, досказывай свою историю!»

– « Только и вы уже не перебивайте!» – заявил рыжий, окидывая Зонненберга испытующим взглядом.

Тот согласно покивал.

– « Значит, получила жена похоронку, избу заколотила, дитя на руки, и вон из деревни», – дальше рассказывал парень, – « Да и понятно, тягостно ей было, куда не шагнёт, на что не глянет, всё напоминает о нём, о любимом, – вот и отправилась, куда глаза глядят…»

– « А могла бы и обождать…» – буркнул Зонненберг, – « Мало ли, что…»

Рыжий с досадой покосился на собеседника, но смолчал.

– « Идёт она день, идёт два», – продолжал он повествование, – « Ночует, где придётся, да и припасы, что в дорогу с собой взяла, – закончились! А впереди, куда взор ни кинь, – луговина во всю ширь расстилается, да по краям её лес до самого горизонта, и не то, чтобы какой-нибудь деревеньки, даже самой захудалой отшельничьей лачуги, – нет, как нет! Хоть ложись прямо здесь и помирай!»