Галина Колесник - Твердь. Альтернативный взгляд на историю средних веков

– « Что ты там бормочешь, гоблин!?» – сердито отозвался Альберт, – « Отец Зигфрида погиб! Пал смертью героя! А ты, сукин сын, – самозванец!»

– « Господи!» – отчаянно закричал Зонненберг, устремляя молящий взгляд в темнеющее небо, – « Господи! Хоть ты им скажи, что я живой!»

И где-то в вышине, в самом скопище потревоженных туч, затрепетало, рождаясь, слово ответное, и ахнул гром, прославляя его, и молния осветила его путь, и благодатный дождь, хлынувший следом, повлёк его за собой вниз, к земле, к неразумным чадам человеческим!

Но уже бежал через всю площадь сам господин Бальк, поддерживаемый племянником, бежали следом Вернер с Томасом, прячась за широкой спиной Магистратуса. Магистратус тяжко стонал, ибо грезилось ему страшное! Видел! Воочию видел он, как безвозвратно тонет в кроваво-красной пелене дождя весь его благополучный Кведлин…

Но ветер уже разгонял, размётывал тучи! И, освобождённое из заточения солнце, раскинувшись во всю ширь небосвода, засияло вдруг необычайно ярко и щедро! И дождь перестал…

Возле таможенного домика стоял, опустив голову Эрвин. Верный Альберт осторожно высвободил из сведённых судорогой пальцев барона крамольную саблю, и в ножнах вернул её в тайник, под седло.

Оборотясь от всех и вся спиной, стоял могучий Зонненберг, успокаивая, обнимал Зигфрида, и, уже, нашёптывая ему на ухо что-то ласковое, что-то сокровенное, – улыбался.

И тут, на таможенном дворе, показался сам глава города в сопровождение охранников.

Обессиленный волнением господин Бальк, молча вытолкнул впереди себя племянника.

– « Именем Магистратуса!» – звонко крикнул Лютер, высоко поднимая над головой священный символ власти, – « Преклоните колени!»

И четверо у таможенного домика безоговорочно повиновались.

– « Хвала тебе, юный Магистратус!» – благоговейно выдохнул Альберт, и подмигнул Лютеру, – « Я, что то, запамятовал тот день, когда тебя избрали?!»

– «Молчать!» – рявкнул господин Бальк, обретший дар речи. Лютер посторонился, и дядя вышел вперёд, грозно сцепив руки на объёмистом животе.

– « Наказать бы вас следовало!» – с досадой молвил Магистратус, взирая на склонённые головы, – « Да и меня вместе с вами…»

– « Господи, моя вина,» – забормотал он уже еле слышно, – « Сколько лет помнил, а когда час настал, – память, будь она неладна, возьми, да подведи…»

– « Простите нас, господин Магистратус!» – всхлипнул Зигфрид, которому надоело стоять в грязи.

Магистратус слабо махнул рукой.

– « Вставайте! Вставайте!» – поспешил озвучить Лютер дядюшкин жест, и разулыбался, радуясь благополучному исходу.

– « Эрвин с Альбертом возвращаются в замок! Это приказ!» – господин Бальк поджал губы и задумался, – « Ах, да! Зигфрида с собой заберите!»

– « Но, Магистратус!» – растерялся могучий Зонненберг, – « Оставьте Зигфрида! Я ведь его отец!»

– « Знаю!» – неохотно отозвался Бальк, – « Моя вина!» И подошёл к барону.

– « Я через часика два к вам подъеду,» – шепнул он Эрвину, – « И Зонненберга с собой привезу!»

– « И объяснение тому, что вы здесь называете «моя вина», – почти любезно отозвался барон, и, уже, оборачиваясь к Альберту с Зигфридом, закричал повелительно, – « Чего замерли, сфинксы египетские! За мной!»

…………………………………………………………………………………………..

Второй час бесплодного ожидания был на исходе. Эрвин сердито мерил широкими шагами кабинет. Подходил к окну, с тоской оглядывал пустынную дорогу, и направлялся к двери. Распахивал её, наблюдая столь же пустой коридор, и поворачивал назад.

Мысли его путались, голова гудела, сердце, то бешено колотилось, то, словно засыпая, замирало… Ах! Если бы всё это было, лишь следствием минувшей ночи, да утреннего инцидента…

– « Если бы,» – вздохнул барон, опускаясь в кресло, – « Проблемы, заботы! Заботы, проблемы! То ли Вавилонскую башню возвожу, – то ли в недра адовы опускаюсь!»

– « Дядя!» – на пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял Говард, поглядывал на барона с некоторой тревогой, но подойти не решался.

– « А ведь это мой сын», – невесело усмехнулся Эрвин, поднимаясь навстречу, – «Сын, самого малодушного на свете отца! Ведь смог же Зонненберг возродиться из пепла во имя Зигфрида! И я смогу! Прямо сейчас подойду к Говарду, крепко-крепко сожму его в объятиях! И ночной порой укрою его своим телом от всех бед и напастей! И открою ему своё сердце! И скажу ему так, – « Я твой отец! Не тот, другой, что звался Гедериком, не тот, которого больше нет, – а Я! Я! Я! Король умер! Да здравствует король!»

На дворе затрезвонил колоколец.

– « Дядя!» – отчаянно выкрикнул Говард, – « Магистратус приехал! Зигфрид рыдает! И я не знаю, что мне делать!?»

– « И я не знаю…» – подумал барон, отмечая с досадой, – « Нет, не сейчас!»

Ведь и день, начавшийся так рано, и так плохо, и собственный сын, называющий его «дядей», и люди, что собрались внизу перед неприятным и долгим разговором, – все они сейчас ждут от него не безумных откровений двадцатитрёхлетней давности, а трезвых и спокойных действий, действий правомерных и мудрых!

– « Дядя!» – напомнил о себе Говард, – « Я ведь ответа жду!»

– « Мне, что-ли, прикажешь и плаксу успокаивать, и гостей встречать!» – сердито отозвался барон, – « Пора бы и самому научиться принимать решения!»

Говард вспыхнул от обиды, толкнул дверь плечом, и молча, ушёл в пустоту коридора…

Эрвин торопливо застёгивая камзол, подбежал к окну. Во дворе карета Магистратуса нараспашку. И Зонненберг, разумеется, – тут, как тут! Стоит, подпирая коновязь, слушает россказни старого Курта. Возле парадного суетится Мадлена, – радуется приехавшей дочери. Тут же прохаживается сам господин Бальк, тревожно поглядывает на распахнутые ворота, беспокойно потирает руки, – откровенно нервничает. На выезде из замка, явно поджидая кого-то, мыкается Лютер. Вот он крутанулся на месте, махнул дядюшке перчаткой, и побежал по мосту вниз…

Из зарослей орешника показался знакомый чёрный ослик. К замку барона подъезжал святой отец Иоганн.

…………………………………………………………………………………………..

Эрвин покинул свой кабинет в самом дурном расположение духа. Неожиданное прибытие священника настораживало и откровенно пугало барона. Но Говард уже сам встречал гостей внизу, у парадного, – и можно было не торопиться. Передышка, пусть и небольшая, сейчас была, как нельзя, кстати…

И Эрвин направился в гостиную, где домовитый Генрих, закончив основную работу, смазывал дверные петли.

– « Всё готово!» – доложил он, и явно гордясь собой, открыл двери пошире, – « Согласно вашему распоряжению десять кресел составлены кругом!»

– « Десять!?» – с тихим злорадством переспросил Эрвин, – « Как бы ни так! Одиннадцать! Сам отец Иоганн нас посетил!»