Галина Колесник - Твердь. Альтернативный взгляд на историю средних веков

Зонненберг заинтересованно придвинулся поближе, с надеждой поглядывая на парня.

– « И вот тут!» – изрёк рыжий, переходя на загадочный шёпот, – « Перст судьбы! Из лесу верховой показался, лошадь у него запасная в поводу. Увидел женщину с дитём на руках, – и к ней! Она, понятное дело, испугалась и бежать! Но силы, то на исходе, – догнал он её, спешился. А женщина опустилась на траву, ребёнка к себе прижала, плачет, – думается ей, насильник это, поиздевается всласть, да и убьёт! Бежала от горькой судьбы, – да не убежала, всё одно, конец! А мужчина отвязывает от седла котомку, а там: молоко, цыпленок жареный, хлеб ещё свежий. Сам то, он подсаживается к ней, угощает, ласково заговаривает. О себе сообщает, – « Человек мол, я, порядочный, семейный. Состою на службе в замке. А выехал на поиски кормилицы, – супруга барона умерла при родах, а дитя осталось!»

– « Если за три часа не обернусь, и оно умрёт голодной смертью», – сетует мужчина, – « Едем со мной! Будешь кормить маленького барона, – будешь жить, как королева: сыта, одета, обута! И твоё дитя не обидим! Хозяин у нас, не в пример другим, – щедрый, да ласковый! Не пожалеешь, милая!»

Усадил мужчина кормилицу на лошадь, – и в обратный путь. Недолго ехали, – к сроку поспели. Глянула женщина на замок и оробела. В селе родилась, в селе росла, – выше собственной избы сроду ничего не видела. А тут такая махина! Сам барон ей навстречу спешит. Высокий, да стройный, локоны чёрные до плеч, красивый, – глаз не отвести!

Женщина шепчет своему проводнику, – « Жаль-то, какая, совсем молоденький, а уже вдовый!»

– « Нет, нет…,» – так же тихо отвечает ей мужчина, – « Это старший брат вдовца, он и есть хозяин замка. А младший в отъезде, и знать не знает, что овдовел. Вестового послали, – ждём!»

Ведут кормилицу в большую залу, – тут тебе и покойница лежит, тут тебе и младенец надрывается, прислуга бестолково носится, – в общем, ад!

Кормилица обернулась, своё дитя мужчине, что её привёз, – « Держи!», а сама новорожденного к груди приложила, и сразу тишина…

И все, кто в зале был на тот момент, замерли, не то, чтобы пошевелиться, – дышать опасаются!

А младенец насытился, да и заснул. Кормилица, укачивая, над ним уже какую то, бесхитростную мелодию выводит. Прислуга переглядывается, шёпотом толкует о божественном провидение, и о кормилице, – как о Деве Марии во плоти!

Красавец барон колено перед ней преклоняет, – « Спасительница, вы наша!» И все разом кивают, умиляются!

– « Ой, врёшь!» – неосторожно вторгается Зонненберг в финал рассказа, – « Где ж видано, чтобы барон перед крестьянкой колени гнул?!»

– « Правда моя!» – обиженно вспыхивает рыжий, – « Вы, сами то, много баронов видели, чтобы выводы делать?!»

– « Не много!» – огрызается Зонненберг, – « Вообще не видел! Некогда было!»

– « Вот, то-то, и оно!» – парень решительно поднимается со скамьи, – « Поеду я, полночь уже! Вам ворота пора запирать, да и меня дома заждались!»

Пауль недоуменно смотрит на рыжего, тот перехватывает его взгляд, усмехается.

– « Что ещё добавить?» – пожимает он плечами, – « Осталась женщина в замке, в покое и довольствие. Выкормила и своего, и сынишку барона. Да, только, через пять лет случился с ней сердечный приступ, – вот и сказке конец…»

– « Умерла?» – испуганно охнул Зонненберг.

Парень, молча, кивнул, и направился к коню.

– « А дети, дети, как же?» не унимался Пауль.

– « Дети выросли, выучились. Одеты, сыты», – отозвался рыжий, – « Что сын кормилицы, что молодой барон, – всё едино!»

– « Старый я дурак!» – вдруг с досадой молвил Зонненберг, поднимаясь во весь свой исполинский рост, – « Сижу! Слушаю! Уши развесил! И не чую кто передо мной! Нашёл тебя, – не отпущу!» – решительно заявил он, приближаясь к парню.

– « Некогда мне! Уезжаю!» – испугался рыжий, безуспешно пытаясь отвязать вороного…

– « Погоди!» – захрипел Зонненберг, намертво притискивая парня к лошадиному боку, – « Тебя ведь Зигфридом зовут, так!? По воле отца, – бесстрашным воином, златокудрым Зигфридом, так, я тебя спрашиваю!? А имя матери, – Марта!? Ну! Ну!»

Парня колотило как в лихорадке, губы его кривились, не отводя безумного взгляда от Зонненберга, он согласно закивал. Дрожащей рукой нашарил под рубахой самодельный крестик из самшита, снял, и протянул на ладони Паулю.

– « Этот крестик вырезал мой отец…,» – заикаясь, пролепетал рыжий, – « И точно, такой же, остался у него…»

Зонненберг усмехнулся, сдёрнул с шеи хлипкую верёвочку, и шагнул к парню.

– « Такой!?» – выдохнул он, и разжал ладонь.

– « Мой бог!» – вскрикнул Зигфрид, заливаясь слезами.

– « Я твой бог!» – глухо отвечал Зонненберг, прижимая сына к самому сердцу, —

– « Твой бог! И твой отец!».

Старому Томасу не спалось. Мешала собственная старуха, вольно раскинувшаяся на кровати. То, выводя носом замысловатые рулады, то, вдруг, грозно всхрапывая, как потревоженная лошадь, она мотала седой гривой, – и Томас боязливо отодвигался к самому краю, – ему казалось, вот сейчас она повернётся, ударит его копытом…

Из тёмного угла комнаты появлялся печальный Зонненберг, с головы до ног опутанный цепью. Болезненно морщась, он пытался сдвинуться хоть на шаг, – и не мог…

– « Что это?!» – испуганно таращась, шептал Томас.

– « Это память..,» – грустно отвечал Пауль, и глаза его, в неверном лунном свете становились омутные, неживые…

– « Так вот она, та, что его не пускает..,» – бормотал Томас, с головой укрываясь одеялом, – « Ишь, зараза!»

Во дворе загорланил петух, сердито всхрапнула старуха, поворачиваясь на бок, и стало тихо…

Томас сел, протирая слипающиеся глаза.

– « Вот, ведь, зараза!» – повторил он, с досадой поглядывая на бабку, – « Всю ночь: хр, да хр! А сейчас угомонилась!»

На ходу натягивая сапоги, вышел во двор, плеснул в лицо водой из бочки. По забору прохаживался петух, победоносно поглядывая на деда.

– « И с тобой, зараза, сочтёмся!» – пообещал ему Томас, подпоясывая рубаху, – « Вот сверну твою шею, – в супе у меня будешь кукарекать!

Серенький рассвет притащил за собой тучи. Ветерок прошёлся по верхушкам отцветающей мяты и затих, собираясь с новыми силами. Посвежело…

Томас сердито запахнул сюртук и направился к таможенному домику. Где то, вдалеке, не замолкая, звенел колоколец. Старик недоуменно покрутил головой, но шаг ускорил. Из переулка прямо на него вылетел юный Вернер, и, чуть было, не сшиб с ног.

– «Слышали! Слышали!» – возбуждённо закричал он, хватая Томаса за плечи, – « На городских воротах звонят! Мать меня разбудила, – « Ой, беги!», – говорит, – « Может с Зонненбергом, что неладно, ведь не открывает!»

– « Чуяло моё сердце беду!» – перепугался Томас, крестясь и охая, – « Ты лёгонький, да быстрый, поспешай же к Паулю!». И заковылял следом…